УОЛЬТЪ УИТМАНЪ
ПОБѢГИ ТРАВЫ
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛIЙСКАГО
К. Д. БАЛЬМОНТА
Книгоиздательство "Скорпiонъ"
1911
УОЛЬТЪ УИТМАНЪ
УОЛЬТЪ УИТМАНЪ
ПОБѢГИ ТРАВЫ
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛIЙСКАГО
К. Д. БАЛЬМОНТА
Книгоиздательство "Скорпiонъ"
1911
МОСКВА,—1911.
ТОВАРИЩЕСТВО ТИПОГРАФIИ А. И. МАМОНТОВА
Леонтьевскiй пер., д. N 5.
УОЛЬТЪ УИТМАНЪ
ПОБѢГИ ТРАВЫ.
(1855–1891)
КАКЪ ПРЕДИСЛОВIЕ.
ПОЛЯРНОСТЬ.
Въ Америкѣ было три великихъ Поэта, и два изъ нихъ—предѣльные. Ихъ имена—Эдгаръ По, Уитманъ, и Лонгфелло.
"Пѣсни о Невольничествѣ" Лонгфелло, такiя его стихотворенiя, какъ "Гимнъ къ Ночи", "Псаломъ Жизни" и "Затерянный", касаются нѣжнѣйшихъ струнъ нашей души, а его космогоническая поэма "Пѣснь о Гайаватѣ", представляетъ крупную попытку отобразить сквозь призму современной впечатлительности первобытныя сказанiя первородныхъ сыновъ Земли, вѣдающихъ первый поцѣлуй Солнца и Луны. Лонгфелло, однако, болѣе изящный Поэтъ, нежели сильный, и нигдѣ онъ не достигаетъ той предѣльности, которую мы чувствуемъ на каждой страницѣ въ творчествѣ Эдгара По и Уольта Уитмана. Онъ могъ быть, и не быть. Съ Лонгфелло мы богаче, но и безъ него мы не были бы бѣдняками. А Эдгаръ По и Уольтъ Уитманъ были неизбѣжны въ истекшемъ столѣтiи. Безъ нихъ 19-й вѣкъ не могъ бы осуществиться и быть законченнымъ. Они такъ же неизбѣжны въ жизни нашей души, какъ первая любовь, первое горе,лунный вечеръ, и солнечное утро. Какъ могъ бы я дышать, а со мной тысячи людей, еслибъ не было "Ворона" Эдгара По, съ его незабвеннымъ "Nevermore"? Если бы ко мнѣ не наклонялись по ночамъ, и не цѣловали меня призрачнымъ поцѣлуемъ, Аннабель-Ли и Морелла и Лигейя? И какъ могли бы звучать колокола, вечернiе и утреннiе, еслибъ не было "Колокольчиковъ и Колоколовъ" безумнаго Эдгара? И развѣ я не былъ среди Масокъ Красной Смерти?
И развѣ я не бѣжалъ въ безумномъ испугѣ, изъ падающего Дома Эшеръ? И не ходилъ ли я безъ конца, безъ конца, безъ конца, съ жестокимъ Человѣкомъ Толпы, ночью, утромъ, вечеромъ, ночью, утромъ, ночью, утромъ, ночью—ночью съ Человѣкомъ Толпы? И слыша, какъ меня мучаетъ сердце-изобличитель, не говорилъ ли я себѣ много разъ: Вильямъ Вильсонъ?
Эдгаръ По—Сѣверный Полюсъ, и всѣ Южныя страны, черезъ которыя проходишь, идя на Сѣверный Полюс. Эдгаръ По—сладчайшiй звукъ лютни, и самое страстное рыданiе скрипки. Ощущенiе, возведенное въ кристальность. Зачарованный пышный залъ, кончающiйся магическимъ зеркаломъ, въ которое глянешь—и больше ужъ некуда идти. Эдгаръ По—горнило самопознанiя. Онъ старшiй братъ нашъ, любимый одинокiй, и мы терзаемся, что не можемъ переброситься въ Прошлое, къ нему, вѣрной толпой нашей, теперь такой многочисленной, къ нему, Королю нашему, который былъ тогда брошенъ, въ страшный мигъ своей единственной великой битвы. Миръ, миръ ему, красивому ангелу Печали, онъ живетъ среди насъ, въ нашихъ тонкихъ ощущенiяхъ, въ безумныхъ вскрикахъ нашей скорби, въ звучныхъ ритмахъ нашихъ пѣсенъ, въ риѳмахъ конечныхъ и начальныхъ, въ красивыхъ движенияхъ юной дѣвушки, которая думаетъ сейчасъ о немъ, и тихую поступь которой я слышу сейчасъ черезъ стѣны, черезъ тысячеверстныя разстоянiя трехъ чуждыхъ странъ.
Если Эдгаръ По есть движенiе души моей отъ Южныхъ улыбокъ къ Сѣверу, отъ цвѣтовъ и поцѣлуевъ—къ кристалламъ льдовъ, Уольтъ Уитманъ есть движенiе обратное, отъ скорбей и сомнѣнiй онъ приходитъ къ положительному началу, черезъ него душа моя, постепенно освобождаясь отъ фанатизма сердца, отъ горячей моей приверженности къ единичнымъ событiямъ и ощущенiямъ единичной моей жизни, вступаетъ въ океанъ Всемiрности и, сливъ всѣ инструменты въ громовой органъ, поетъ самозабвенно—"Осанна!" Уольтъ Уитманъ есть Южный Полюсъ. Въ областяхъ Южнаго Полюса тоже есть много тѣхъ же самыхъ льдовъ, которые намъ уже извѣстны, ибо странствiе на Сѣверный Полюсъ мы предпринимали многократно. Но тутъ есть еще много неизслѣдованнаго и неожиданнаго. На Южномъ Полюсѣ, досто-
Съ
вѣрно, есть теплыя средиземные моря, въ которыхъ никто еще не плавалъ, острова съ цвѣтами и плодами, похожими на наши—и непохожими на наши. Чрезъ непрерываную символизацiю всего, что на мигъ возникаетъ въ текущемъ потокѣ жизни, черезъ впаденiе всѣхъ единичныхъ ручьевъ въ одинъ вселенскiй Океанъ, Уитманъ, много и много разъ побѣдно подходитъ къ мiровому утвержденiю Я, заглянувшаго въ зеркало и ушедшаго отъ него, къ Бытiю Утвержденному, которое вѣчно себя растрачиваетъ, не теряя ни одной своей капли, — быть можетъ, и теряя, да такъ что не жалко.
Можно любить, или не любить Уитмана, но устранить его невозможно. Онъ Поэтъ Настоящаго и Грядущаго. Онъ часть, и крупная часть, того будущаго, которое быстро идетъ къ намъ, которое вотъ уже дѣлается настоящимъ. Идеализованная Демократiя. Просвѣтленное Народовластiе. Побѣдное шествiе Человѣчества въ дѣлѣ завоеванiя Планеты. Это идетъ, это придетъ. Отъ насъ зависитъ, будетъ ли это идущееѣ самымъ уродливымъ кошмаромъ, изъ всехъ донынѣ бывшихъ, или же—первой по истинѣ свѣтлой эрой Сознательнаго Человѣческаго Лика. Какъ бы то ни было, лавина идетъ, и Уитманъ намъ крикнулъ объ этом.
Собранные въ этомъ томѣ, переводы стиховъ Уитмана, за исключенiемъ 20-30 вещей, напечатанныхъ главнымъ образомъ въ журналахъ "Вѣсы!" и "Перевалъ", появляются въ печати впервые. Они явились результатомъ многолѣтняго чтенiя книги Уитмана "Leaves of Grass", и сдѣланы въ осень 1903-го года, и въ осень 1905-го года, въ наши сѣверные зачарованные часы запоздалыхъ утръ и вечеровъ, на берегу Балтiйскаго Моря, въ местечкахъ Меррекюль и Силламэгги, а также въ осенней Москвѣ 1905-го года подъ непрекращавшуюся музыку ружейныхъ залповъ.
При передачѣ строкъ Уитмана на Русскiй языкъ, я соблюдалъ наивозможно-большую точность, прибѣгая къ перефразировкамъ лишь тамъ, гдѣ этого категорически требовало мое художественное воспрiятiе. Великая заслуга Уитмана—что онъ создалъ свой собственный поэтическiй язык, добровольно отказавшись отъ доступныхъ намъ всѣмъ созвонностей риѳмъ. Безъ риѳмъ, безъ обычныхъ прикрасъ стиха, безъ обычной, свойственной стиху,
правильной размѣрности, онъ достигаетъ особаго внутренняго ритма, создаетъ дикiе циклическiе напѣвы, и втягиваетъ въ свой стихъ нѣжнѣйшiя напѣвности, что таятся въ движенiи волнъ, и шелестѣнiи вѣтерковъ. Ужь когда ему было 70 лѣтъ, онъ говорилъ:
Уитманъ этотъ выборъ имѣлъ, и сдѣлалъ его. Въ его творчествѣ дышетъ Море. Нѣтъ тутъ, или мало тутъ, сладости. Свѣжiй соленый духъ. Уитманъ самъ—Водяной. Онъ—Морской Царь, пляшетъ—корабли опрокидываетъ, косматый, лохматый, нелѣпый, прекрасный, такъ вотъ и захватывающiй.
Одинъ изъ вѣрныхъ Уольта Уитмана молвилъ: "Когда я читаю Уольта Уитмана, Природа говоритъ ко мнѣ когда я читаю Природу, Уольтъ Уитманъ говоритъ со мной". Это такъ. Прикоснемся-жь къ Побѣгамъ Травы, и побудемъ въ солнечномъ Утрѣ. Отъ Полдня до Звѣздной Ночи.
К. Бальмонт
1908. 13 марта.
Долина Березъ
ПОСВЯЩЕНIЯ.
ОДНОГО ВОСПѢВАЮ Я.
Одного воспѣваю я, личность простую, отдѣльную,
Но слово мое—для Народа, мой лозунгъ—Для Всѣхъ.
О тѣлѣ живущемъ пою, съ головы и до ногъ.
Не только лицо и мозгъ достойны, сказала мнѣ Муза, много до-
стойнѣе Форма въ своемъ завершеньи
И Женщину я наравнѣ воспѣваю съ Мужчиной.
О жизни безмѣрной въ бiеньи, во власти и страсти,
Веселой, для вольныхъ дѣянiй, по законамъ божественнымъ соз-
данной, я пою,
Человѣка пою Нашихъ Дней.
КОГДА РАЗМЫШЛЯЛЪ Я ВЪ МОЛЧАНЬИ.
Когда размышлялъ я въ молчаньи,
Къ поэмамъ моимъ возвращаясь и думая, медля такъ долго,
Призракъ предсталъ предо мной, недовѣрчивый съ виду,
Страшный въ своей красотѣ, возрастѣ, власти,
Генiй пѣвцовъ старыхъ странъ,
Ко мнѣ обращая глаза подобные пламени,
Своимъ указуя перстомъ на многiя пѣсни безсмертныя.
Что поешь? угрожающимъ голосомъ мнѣ онъ сказалъ,
Иль не знаешь, что есть лишь единственный замыселъ
Для бардовъ, живущихъ во вѣкъ?
Говорить о Войнѣ, о превратностяхъ битвъ,
Совершенныхъ готовить солдатъ.
Такъ да будетъ, я молвилъ въ ответъ,
О, надменная Тѣнь, я вѣдь тоже войну воспѣваю,
И длинѣе она и величественнѣй всѣхъ другихъ,
Начата она въ книгѣ моей, съ перемѣнной удачей,
Съ наступленiемъ, съ бѣгствомъ, съ движеньемъ впередъ,
съ отступленьемъ,
Съ проволочкой въ победе, съ еще не рѣшенной побѣдой,
(Хоть она достовѣрна, какъ кажется мнѣ, иль почти до-
стовѣрна,
Какъ я вижу, въ концѣ концовъ),
Поле битвы есть мiръ.
Не на жизнь, а на смерть эта битва за Тѣло и вѣчную Душу,
Вотъ, явился и я, чтобы пѣть пѣсню битвъ,
И я прежде всего поощряю
Смѣлыхъ солдатъ.
НА МОРѢ ВЪ ТѢСНЫХЪ КОРАБЛЯХЪ.
На морѣ въ тѣсныхъ корабляхъ,
Межь тѣмъ какъ безграничная лазурь повсюду расширяется,
Съ свистящими вѣтрами, и съ музыкою волнъ, широкихъ волнъ
и повелительныхъ
Иль въ одинокой лодкѣ, бросаемой по густотѣ волны,
Межь темъ какъ весело и полная довѣрья, раскинувъ крылья
бѣлыхъ парусовъ,
Она эѳиръ проворно разсѣкаетъ средь искръ и пѣны дня,
или подъ звѣздами ночными,
Быть можетъ наконецъ я буду, воспоминанiе о сушѣ, чи-
таться дружною семьею моряковъ,
И молодыхъ, и старыхъ, въ полности, какъ есть.
Вотъ наши мысли, мысли тѣхъ, кто путникъ,
Не только здѣсь земля, не только суша является одна, они
промолвятъ
Здѣсь небосводъ раскинулся, мы чувствуемъ качающiйся
декъ подъ нашими ногами,
Бiенье пульса долгое мы слышимъ, приливъ, отливъ, въ
движеньи бесконечномъ,
Созвучiя мистерiи незримой, неясныя обширныя внушенья
глубинъ морскихъ, текучiе слоги,
Благоуханье, слабый скрипъ снастей, задумно-грустную
размѣрность,
Безбрежность панорамъ, и горизонтъ, далекiй, дымный,
Здѣсь это все, и это есть поэма океана.
О, книга, не колеблись же, сверши свою судьбу,
Не только какъ воспоминанiе о сушѣ,
Но также и какъ лодка одинокая, что путь въ эѳирѣ дер-
житъ, куда, не знаю, но съ довѣрьемъ полнымъ,
Союзная со всѣми кораблями, которые плывутъ, плыви и ты!
Любовь мою лелѣйную неси имъ (о, моряки, для васъ я здѣсь
ее лелѣйно заключаю въ каждый листъ);
Спѣши, о, книга, созданная мной! раскрой, моя ладья, свой
бѣлый парусъ вкось надъ властными волнами,
О, пой, плыви, неси въ лазури безграничной ко всѣмъ морямъ.
Мой гимнъ для моряковъ плывущихъ, напѣвъ для всѣхъ ихъ
кораблей.
КЪ ЧУЖИМЪ СТРАНАМЪ.
Я слышалъ, вы спрашивали, чтобъ дали вамъ что-нибудь для
разсмотренiя этой загадки, зовущейся Новымъ Свѣтомъ.
Чтобъ могли вы Америку опредѣлить, атлетическую ея Де-
,
Потому я вамъ посылаю поэмы мои, чтобы вы увидали въ
нихъ то что вамъ нужно.
КЪ ИСТОРИКУ.
Ты прославляешь минувшихъ,
Ты внѣшнихъ изслѣдовалъ, поверхности расъ, жизнь, что
себя явила,
Ты говорилъ о человѣкѣ, какъ существѣ общественномъ, со-
бирательномъ, о немъ—правителей и священниковъ,
Я, житель Аллеганiй, говоря о немъ такъ, какъ есть онъ въ
себѣ и въ правахъ своихъ собственныхъ,
Нажимая пульсъ жизни, что рѣдко являла себя (величайшая
гордость человѣка въ немъ самомъ),
Пѣвецъ Личности, начертывая то, чему еще лишь быть,
Я въ чертежѣ являю исторiю будущаго.
ТЕБѢ, СТАРОЕ ДѢЛО.
Тебѣ, старое дѣло!
Тебѣ, несравненное, страстное, доброе дѣло,
Ты, строгая, безъ угрызенiй, нѣжная мысль,
Безсмертная черезъ вѣка, черезъ расы, и страны,
Послѣ странной грустной войны, великая война за тебя,
(Всѣ войны, какъ думаю я, велись черезъ время въ дѣйстви-
тельности, и будутъ всегда въ дѣйствительности
вестись во имя тебя),
Эти пѣсни—во имя тебя, твоего безпрерывнаго марша впередъ.
(Война, о, солдаты, не только во имя себя самой,
Гораздо, гораздо значительнѣн, ждала молчаливо сзади, чтобъ
выступить молча впередъ въ этой книгѣ).
Ты, сфера столь многихъ сферъ!
Ты, основа кипящая! ты, зерно сокровенно-хранимое! ты,
средоточье!
Вкругъ тебя, какъ вкругъ оси, вращается битва-война,
Со всей ея гнѣвной запальчиво-пылкой игрою причинъ,
(Съ обилiемъ слѣдствiй, встающихъ однажды въ три тысячи
лѣтъ),
Эти речитативы тебѣ,—книга моя и война суть одно,
—Слить съ ея духомъ я и мое, распря и споръ—о тебѣ,
Какъ колесо вокругъ оси, книга моя, для самой себя не-
,
Вкругъ мысли одной—о тебѣ.
ДЛЯ ТОГО, КОМУ Я ПОЮ.
Для того, кому я пою,
Я возношу настоящее на миновавшемъ,
(Какъ вѣковыя деревья встаютъ изъ своихъ корней,
настоящее на миновавшемъ),
Я его расширяю пространствомъ и временемъ, и плавлю законы
безсмертные,
Чтобъ сдѣлать его черезъ нихъ закономъ для самого себя.
ЧИТАЯ КНИГУ.
Читая книгу, жизнеописанья
Извѣстныя, я говорю себѣ:
Вотъ это авторъ называетъ жизнью
Того, о комъ онъ говоритъ?
И такъ же кто-нибудь, когда умру я,
Когда уйду, мою напишетъ жизнь?
(Какъ будто кто—зналъ что-нибудь о ней,
Я часто думаю, что самъ я мало знаю
О жизни, о дѣйствительной моей,
Лишь слабые намеки, тамъ и сямъ
Разбросанные знаки, указанья,
Чтобъ самъ отсюда выходъ я нашелъ).
ПРИ НАЧАЛѢ МОИХЪ ИЗУЧЕНIЙ.
При началѣ моихъ изученiй я такъ былъ обрадованъ первымъ
шагомъ,
Самымъ фактомъ сознанiя, этими формами, силой движенiя,
Насѣкомымъ мелчайшимъ или животнымъ, ощущеньями,
зрѣньемъ, любовью,
Первый шагъ, говорю я, настолько меня изумилъ и обрадовалъ,
Что мнѣ трудно было уйти впередъ, трудно было желать уйти,
Но стою я и медлю все время, чтобы пѣть изступленныя
пѣсни.
ПЕРВОЗДАТЕЛИ.
Какъ они нужны Землѣ, (появляясь на ней съ перерывами),
Какъ дороги, страшны они для Земли,
Какъ приходится имъ прiучаться къ себѣ и къ любому,
Какимъ парадоксомъ имъ кажется собственный вѣкъ,
Какъ народъ отвѣчаетъ имъ, все жь ихъ не зная,
Какъ есть въ ихъ судьбѣ что-то страшное, неумолимое во
всѣ времена,
Какъ всѣ времена дурно всегда выбираютъ предметы наградъ
и ласкательствъ,
И какъ та же великая цѣнность должна быть куплена снова
такою же неумолимой цѣной!
КЪ ШТАТАМЪ.
Къ Штатамъ или къ какому-либо изъ нихъ, или къ какому-
либо городу Штатовъ, Противьтесь много,
повинуйтесь мало,
Разъ безъ вопроса повиновенье, полное рабство,
Разъ полное рабство, ни одинъ народъ, ни одно государство,
ни одинъ—единственный город на этой землѣ никогда
не получитъ обратно свободы своей.
НАЧИНАЕМЪ СКИТАНѢЯ МЫ ЧЕРЕЗЪ ШТАТЫ.
Начинаемъ скитанiя мы черезъ Штаты,
(О, чрезъ мiры, побуждаемы этими пѣснями,
Отплывая отнынѣ къ каждой странѣ, къ каждому морю),
Мы, охочiе все изучать, мы, учители всѣхъ, и любовники
всѣхъ и всего.
Мы наблюдали зиму, весну, лѣто, и осень, какъ они сами
себя раздаютъ и проходятъ
И вопросили, что жь, почему человѣку какому не сдѣлать
бы столько же, сколько зима, и весна, и лѣто, и
осень, расточая себя, какъ они?
Мы живемъ извѣстное время въ каждомъ селеньи и городѣ
Мы проходимъ черезъ Канаду, Сѣверъ, Востокъ, долину
обширную, вдоль Миссиссиппи и Южные Штаты,
Мы говоримъ на равныхъ правахъ съ каждымъ изъ Штатовъ,
Мы испытуемъ себя самихъ и приглашаемъ мужчинъ и жен-
щинъ послушать,
Мы говоримъ самимъ себѣ, Помни, не бойся, чистосердеч-
нымъ пребудь, возглашай тѣло и душу,
Время побудь и иди, будь плодовитымъ, воздержнымъ, цѣ-
ломудреннымъ и магнетическимъ,
И то, что вы расточаете, возвратится, какъ вѣчно весна
возвращается,
И столь же будтъ богатымъ, какъ богаты возвратности года.
КЪ НѢКОТОРОЙ ПѢВИЦЕ.
Вотъ, возьми этотъ даръ,
Я его сохранялъ для героя какого-нибудь, для оратора, для
полководца,
Для кого-нибудь, кто бы служилъ доброму старому дѣлу,
великой идеѣ, росту и вольности расы,
Какому-нибудь храбрецу, что смотритъ тиранамъ въ глаза,
Какому-нибудь дерзновенному, понявшему слово мятежъ;
Но я вижу теперь—то, что я сохранялъ, тебѣ надлежитъ,
какъ любому.
Я НЕПОКОЛЕБИМЫЙ.
Я непоколебимый, я непринужденно стоящiй въ Природѣ,
Владыка всего, или владычица всего, увѣренность среди ве-
щей неразсудительныхъ,
Насыщенный, какъ и они, покорный, воспрiемлющiй, молча-
щiй, какъ они,
Увидѣвшiй, что рудъ мой, бѣдность, извѣстность, слабости
и преступленьяне столь, какъ почиталъ я, важны,
Я возлѣ Мексиканского залива, или въ Маннагаттѣ, или въ
Теннесси, или далеко на Сѣверѣ, иль въ глубинѣ страны,
Я человѣкъ рѣчной, или въ лѣсахъ живущiй, или гдѣ-ни-
будь на фермѣ, или побережьи, на озерахъ ли, въ Канадѣ,
Гдѣ бъ жизнь моя ни проходила,—о, только бъ въ само-
равновѣсьи быть для всѣх случайностей,
Чтобъ встрѣтить ночь лицомъ къ лицу, и бури, голодъ, не-
счастiя, удары, посмѣянье, какъ это дѣлаютъ
деревья и животныя.
МIРЪ УЧЕНОСТИ.
Туда когда я гляжу, я вижу тамъ каждую славу и всѣ ре-
зультаты, опять возникаютъ они въ своемъ начертаньи,
и тѣсно гнѣздятся, навѣки обязанные,
Туда часы, и годы, и мѣсяцы,—туда ремесла и промыслы,
всѣ учрежденья, вплоть до малѣйшаго,
Туда ежедневная жизнь, языкъ, инструменты, политика, лич-
ности и государства;
Туда и мы, я съ своими стеблями и пѣснями, полный до-
вѣрья, дивующiйся,
Какъ отецъ, къ своему идущiй отцу, беретъ съ собой дѣтей
своихъ.
КОРАБЛЬ ОТПЛЫВАЮЩIЙ.
Вотъ, безграничное море,
На лонѣ его корабль отплывающiй, распускающiй всѣ па-
руса, вплоть до послѣдняго,
Вымпелъ трепещетъ вверху, межь тѣмъ какъ спѣшитъ онъ,
спѣшитъ онъ такъ статно—волны внизу,
соревнуя, тѣснятся впередъ,
Они окружаютъ корабль свѣтовой кривизною, движеньемъ, и пѣной.
Я СЛЫШУ АМЕРИКУ ПОЮЩУЮ...
Я слышу Америку поющую, разныя слышу я пѣсни,
Пѣсни ремеслъ, каждый поетъ свою пѣсню сильно и весело,
Плотникъ поетъ свою пѣсню, мѣряя доску или бревно,
Камѣнщикъ пѣсню поетъ, готовясь къ работѣ или работу
свою оставляя,
Лодочникъ пѣсню поетъ о томъ, что ему надлежитъ въ его
лодкѣ,
Палубный пѣсню поетъ на своемъ пароходѣ,
на палубѣ,
Сапожникъ поетъ, сидя на лавкѣ, шляпочникъ стоя поетъ,
Слышу я пѣснь дровосѣка, юношу-пахаря, утромъ за плу-
гомъ идущаго, или въ полдень, когда прерываетъ
работу онъ, или въ вечернiй часъ,
Нѣжное пѣние матери, или юной жены за работой, или дѣ-
вушки, между тѣмъ какъ стираетъ она или шьетъ,
Каждый поетъ о своемъ, о томъ, что́—его, иль ея, и больше ничье,
Днемъ — что́ дню надлежитъ, а ночью дружная кучка силь-
ныхъ товарищей
Поетъ открытыми ртами свои сильныя звучныя пѣсни.
ГДѢ ГОРОД В ОСАДЕ?
Гдѣ городъ въ осадѣ, что тщетно старается снять
Осаду враговъ?
Вотъ, я посылаю въ тотъ городъ вождя.
Онъ смѣлъ, онъ проворен, бессмертенъ,
И конница съ нимъ, и пѣхота, обозы орудiй,
И возлѣ орудiй стрѣлки, страшнѣе всѣхъ бывшихъ доселѣ.
ВСЕ ЖЕ, ХОТЬ Я И ПОЮ ОДНОГО.
Все же, хоть я и пою одного,
(Одного, кто однако же весь—противорѣчье),
Я посвящаю пѣсни—Народности,
Я въ немъ мятежъ оставляю (О, сокровенное, право возму-
щенья! О непогасимый, необходимый огонь!)
НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ СВОИХЪ ДВЕРЕЙ.
Не закрывайте своихъ дверей передо мной, о, библiотеки
гордыя,
Ибо я приношу то, чего еще не было на вашихъ заполнен-
ныхъ полкахъ, но что было нужнѣе всего,
Исходя изъ войны, я составилъ книгу,
Слова моей книги ничто, порывъ ея все,
Отъединенная книга, съ другими не связанная,
И умомъ не воспринятая,
Но вы, сокровенности, вы, неразсказанныя,
На каждой страницѣ вы будете, вспыхнувъ, дрожать.
ПОЭТЫ ГРЯДУЩIЕ.
Поэты грядущiе! ораторы, пѣвцы, музыканты грядущiе!
Не сегодня меня оправдывать, и отвѣчать, за что я стою,
Но вы, новое племя, естественное, атлетическое, къ мате-
камъ относящееся, бо́льшимъ, чѣмъ тѣ, что доселѣ
вѣдомы были,
Возстаньте! Ибо вы должны оправдать меня.
Самъ я пишу всего лишь два-три указующихъ слова для
будущаго,
Я выхожу впередъ лишь на мигъ, чтобъ вдругъ повернуть
и быстро исчезнуть во тьмѣ.
Я человѣкъ, который, блуждая, чуть-чуть задержавъ свой
шагъ, обращаетъ къ вамъ мимолетный взглядъ и
затѣмъ отвращаетъ лицо свое,
Предоставляя вамъ разсмотрѣеть это, точно означивъ
Отъ васъ ожидая главнѣйшаго.
КѢ ТЕБЕ.
Незнакомецъ, коль ты, проходя, повстрѣчаешь меня,
И со мной говорить пожелаешь,
Почему бы тебѣ не начать разговора со мной?
Почему бы и мнѣ не начать разговора съ тобою?
КЪ ЧИТАТЕЛЮ.
Въ тебѣ, читатель, трепещутъ жизнь, гордость, любовь, тѣ
же самыя, что и во мнѣ,
Потому для тебя эти пѣсни.
ДѢТИ АДАМА.
ВЪ САДЪ МIРОВОЙ.
Въ садъ мiровой опять восходя,
Мощныя пары, сыновъ, дочерей, преваряя, какъ въ пѣсне вступ-
ленiе,
Любовь, жизнь ихъ тѣлъ, значенiе и бытiе,—
Послѣ дремоты воскреснувъ,
Ибо, въ возвратѣ своемъ, могучiе циклы опять меня возродили,—
Полный любовности, зрѣлый, весь прекрасный самъ для себя
весь удивительный,
Съ членами сильными, и съ дрожащимъ огнемъ, что въ нихъ
играетъ всегда, по причинамъ чудеснѣйшимъ
Существуя, я все еще пристальный взоръ устремляю и я про-
ницаю,
Настоящимъ довольный, довольный прошедшимъ,
Рядомъ со мной или сзади меня слѣдуетъ Ева,
Или предо мной, и я за нею иду, тотъ же самый.
ВО ИМЯ ЗАПРУЖЕННЫХЪ РѢКЪ, ПРИЧИНЯЮЩИХЪ БОЛЬ.
Во имя запруженныхъ рѣкъ, причиняющихъ боль,
Во имя того во мнѣ самомъ, безъ чего я былъ бы ничто,
Во имя того, что́ я рѣшился прославить, хотя бы одинъ я стоялъ
межь людей
Во имя того, что мой собственный голосъ звенитъ, воспѣвая фал-
лосъ,
Воспѣвая пѣснь порожденiя,
Воспѣвая необходимость великолѣпныхъ дѣтей и въ нихъ вели-
колѣпныхъ возросшихъ людей,
Воспѣвая мускульный зовъ-понужденье и соединенье,
Воспѣвая пѣснь сопостельника (О, неудержность стремленья!
О, привѣтъ любому и каждому тѣлу, съ его взаимною тягой!
О, привѣтъ тебѣ, кто бы ни былъ ты, привѣтъ тѣлу, взаимно
притянутому! И привѣтъ тому, превыше всего, что тебѣ
восторгъ доставляетъ!),
Во имя алканья, во имя грызенья, что ѣстъ меня ночью и днемъ,
Во имя миговъ первичныхъ, мгновенiй естественныхъ, застѣн-
чивыхъ болей, которыя я воспѣваю,
Ища что-нибудь, что еще до сихъ поръ не найдено, хоть этого
я прилежно искалъ вотъ уже многiе годы,
Воспѣвая истую пѣснь души вспышками наудачу,
Возрождаясь съ грубѣйшей Природой или между животныхъ,
Этимъ, и ими, и тѣмъ, что съ ними, поэму свои насыщая,
Запахомъ яблокъ или лимоновъ, спариваньемъ птицъ,
Влажностью лѣсовъ, обниманьемъ-забѣгомъ волнъ,
Сумасшедшимъ толчкомъ - набѣганьемъ волнъ на сушу, которое
я воспѣваю,
Увертюру слегка запѣвая, предвосхищая потокъ звуковой,
Благословенная близость, видъ совершеннаго тѣла,
Пловецъ, голый, плывущiй въ водѣ, или недвижно лежащiй на
спинѣ и такъ плавающiй,
Женская форма, что близится, я, мыслей исполненный, тѣлесная
плоть съ сладкою болью трепетная,
Роспись божественная для меня самого или тебя или кого бы то
ни было сдѣланная,
Лицо, члены, перечень всего съ головы до ногъ, и то, что отсюда
возникаетъ,
Мистическiй бредъ, изступленье, безумье любовное, отдача пре-
дѣльная, крайняя,
(Слушай тихонько, склонившись ко мнѣ, то, что теперь я шепчу
тебѣ,
Я люблю тебя, о, ты владѣешь мною сполна,
О, только бы намъ, мнѣ и тебѣ, ускользнуть ото всѣхъ осталь-
ныхъ и совсѣмъ - совсѣмъ удалиться, быть вольными быть
беззаконными,
Два сокола въ воздухѣ, двѣ рыбы плывущiя въ Морѣ без-
законны не больше, чѣмъ мы);
Сквозь меня неудержная бурая проносится, и страстно я
весь дрожу,
Клятва нераздѣльности, слитности двухъ вмѣстѣ, женщины,
любящей меня, кого я люблю больше чѣмъ жизнь
мою, этой клятвой клянусь я,
(О, за тебя я ставлю на карту охотно все,
О, пусть я погибну, разъ это нужно!
Только бы ты и я! и что́ намъ въ томъ, что другiе думаютъ
и дѣлаютъ?
Что́ намъ все остальное? лишь бы мы насладились другъ
другомъ и истощили другъ друга, если такъ быть
должно);
Во имя владыки, кормчему преданъ корабль,
Главнй командуетъ мной, командуетъ всѣмъ, отъ него беря
позволенiе,
Во имя времени замыселъ свой ускоряя (медлилъ я слиш-
комъ ужь долго),
Во имя пола, основы и утока ткани,
Во имя одинокаго молчанья, частыхъ одинокихъ сѣтованiй,
Во имя того, что такъ много людей кругомъ, а настоящiй
не близко, не здѣсь,
Во имя касанья нѣжнаго рукъ по мнѣ, и пальцевъ мягко
просунутыхъ въ бороду мою и въ волосы,
Во имя задержаннаго долгаго поцѣлуя на рту или на груди,
Во имя тѣснаго сжатiя, отъ котораго я или кто бы то ни
было пьянъ, изнемогъ отъ блаженства,
Во имя того, что́ знаетъ супругъ божественный, во имя
деланья отчества,
Во имя восторга ликующаго, побѣды и утоленья, во имя
ночного объятья сопостельника,
Во имя дѣйствiй-поэмъ глазъ, рукъ, бедръ, и грудей,
Во имя цѣплянья дрожащей руки,
Во имя склоненной изогнутости и ущемленья,
Во имя сплетенья бокъ о бокъ, покрывало послушное прочь.
Во имя того, кому такъ не хочется меня отпускать, и меня,
кому такъ не хочется прочь уходить,
(Минутку, о, нѣжная, ждущая, сейчасъ я вернусь),
Во имя часа сiяющих звѣздъ и росы ниспадающей,
Во имя ночи, изъ ночи на мигъ возникая, спѣшу я,
Тебя прославлять, о, божественный актъ, и дѣтей уготованныхъ,
И васъ, о, могучiя бедра.
Я ПОЮ ЭЛЕТРИЧЕСКОЕ ТѢЛО.
1.
Я пою электрическое тѣло,
Полчища тѣхъ, кого я люблю, окружаютъ меня, и я окружаю ихъ,
Они не хотятъ меня отпустить, пока не пойду я съ ними, пока
не отвѣчу имъ,
И сниму съ нихъ порчу, и ихъ наполню полнотою души.
И еще полагали, что тѣ, кто тѣло свое оскверняетъ, могутъ пря-
таться?
И еще сомнѣвались въ томъ, что тотъ кто живыхъ оскверняетъ,
такъ же дуренъ, какъ тотъ, кто оскверняетъ мертвыхъ?
И въ томъ, что тѣло значитъ столько же, сколько душа?
Но, если тѣло не есть дуща, что́ же есть душа?
2.
Любовь тѣла мужского и женскаго опровергаетъ всѣ счеты, тѣло
само опровергаетъ всѣ счеты,
Тѣло мужское прекрасно, и прекрасно женское тѣло.
Выраженье лица посмѣивается надъ изъясненьями,
Но выраженье мужчины стройнаго, статнаго—не только въ его лицѣ,
Оно въ его членахъ также, въ его суставахъ, оно любопытно
видится въ суставахъ кисти его и бедра,
Оно въ походкѣ его, и въ томъ, какъ держитъ онъ шею, въ
сгибѣ его поясницы, колѣнъ, одежда его не скрываетъ,
Сильное нѣжное качество сквозитъ чрезъ фланель и сукно,
Видѣть, какъ онъ идетъ, это столько же, сколько есть въ луч-
шей поэмѣ, можетъ быть больше,
Вы медлите, чтобы увидѣть спину его, и заднiй изгиб его шеи,
и линiю плечъ.
Барахтанье полныхъ здоровыхъ дѣтей, груди и головы женщинъ,
складки ихъ одѣянiй, ихъ манера держаться на улицѣ, оче-
ртанье фигуръ ихъ къ низу,
Пловецъ обнаженный, плывущiй въ купальѣ, котораго видно,
когда онъ плыветъ, въ прозрачномъ зеленомъ сiяньи, или
лежитъ съ лицомъ, обращеннымъ вверхъ, и молча качается
вправо и влѣво въ подъемѣ воды,
Склоненье впередъ и назадъ гребцовъ въ ихъ гребныхъ судахъ,
ѣздока въ сѣдлѣ его,
Дѣвушки, матери, хозяйки, во всемъ, что они дѣлаютъ,
Группа рабочихъ, сидящихъ въ полдень, у открытыхъ своихъ
котелковъ, межь темъ какъ жены имъ служатъ,
Няня съ ребенкомъ, дочь фермера, въ саду иль на скотномъ
дворѣ
Парень, киркой расчищающiй землю къ посѣву, кучеръ въ са-
няхъ, свою шестерню сквозь толпу направляющiй,
Больба двухъ борцовъ, двухъ юныхъ матросовъ, возросшихъ,
веселыхъ, здоровыхъ, съ открытыми лицами, естественныхъ,
волныхъ послѣ работы своей, на закатѣ солнца,
Плащи и куртки отброшены, объятье любви и упора,
Схватка вверху и схватка внузу, растрепаны волосы, разметались,
слѣпятъ имъ глаза,
Маршировка пожарныхъ въ ихъ форменномъ платьѣ, игра муж-
ского мускула сквозь ихъ пояса и штаны, плотно сидящiе,
Возвращенье съ пожара неторопливое, замедленье, когда вдругъ
опять призываетъ ихъ колоколъ, внимательность насторо-
жившихся,
Совершенныя позы, естественныя, разнообразныя, наклонъ
головы, изогнутая шея, считанье,
Такихъ я люблю — я весь распескаюсь, свободно иду, у
груди материнской я съ малымъ ребенкомъ,
Плыву я съ пловцами, съ борцами борюсь, въ ногу иду съ
пожарными, замадляя свой шагъ, считаю и слушаю.
3.
Я зналъ человѣка, простого фермера, отца пяти сыновей,
И въ нихъ — отцовъ сыновей, и въ нихъ — отцовъ сыновей.
Это былъ человѣкъ удивительной силы, спокойствiя, кра-
соты всей наружности,
Форма его головы, блѣдно-желтый и бѣлый цвѣтъ бороды и
волосъ, бездонность значенья въ выраженiи черныхъ
глазъ, широта и свобода движенiй, манеръ,
Я привычку имѣл его навѣщать, чтобы все это видѣть,
онъ также былъ и уменъ,
Постъ его былъ шесть футовъ, слишкомъ восемь десятковъ
онъ прожилъ, сыновья его ловки были, коренасты и
бородаты, красивы, съ загорѣлыми лицами,
Они и дочѣри любили его, всѣ, кто видѣлъ его, любили его,
Не изъ-за доброй его славы любили его, а личной любили
любовью,
Онъ пилъ только воду, его кровь свѣтилась какъ алый
цвѣтъ сквозь свѣтло-коричневую кожу его лица,
Онъ часто ходилъ на охоту и на рыбную ловлю, онъ пла-
валъ одинъ въ своей лодкѣ, прекрасную лодку ему
подарилъ корабельщикъ знакомый, и охотничьихъ
ружей доволно имѣлъ онъ въ подарокъ отъ людей,
что любили его,
Когда онъ шелъ на охоту или рыбную ловлю съ пятью
сыновьями своими и многими внуками, вы сразу его
увидали бы, онъ былъ самый красивый и сильный
въ этой толпѣ,
Вамъ было бы радостно долго и долго быть съ нимъ, вамъ
было бы рабостно сидѣть съ нимъ въ лодкѣ, чтобы
вы и онъ могли касаться другъ друга.
4.
Я понялъ, что быть съ тѣми, кто нравится мнѣ, довольно,
Задержаться въ вечерней компанiи съ нѣсколькими —совер-
шенно довольно,
Быть окруженнымъ красивой, живой, смѣющейся, дышущей
плотью—совершенно довольно,
Проходить среди нихъ, или касаться кого изъ числа ихъ,
или руку мою слегка задержать вкругъ шеи его иль
ея на мгновенье, чего же еще?
Мнѣ большихъ восторговъ не нужно, я плаваю въ этомъ
какъ въ морѣ.
Есть что-то въ этой непосредственной близости къ мужчи-
намъ и женщинамъ, въ смотрѣньи на нихъ, въ
этихъ касаньяхъ ивъ запахѣ ихъ, что нравится
очень душѣ.
Всѣ вещи угодны душѣ, но это ей нравится очень.
5.
Вотъ это—женская форма,
Съ головы до ногъ отъ нея ореолъ исходитъ божественный,
Она привлекаетъ къ себѣ притяженiемъ неумолимымъ, не-
,
Я привлеченъ дыханьемъ ея такъ, какъ будто бы я не
болѣе чѣмъ безпомощный паръ, все кругомъ отпа-
даетъ, кромѣ меня и этого,
Книги, искусство, религiя, время, зримая плотность земли,
и то, чего ждалъ отъ небесъ и чего ужасался
въ аду, все растаяло,
Безумныя нити ростутъ изъ этого, ростки пробиваются не-
удержимо, неудержимый отвѣтъ,
Волосы, грудь, бедра и ноги, изгибъ ихъ, небрежно упав-
шiя руки разъятыя, и мои разамкнулись,
Отливъ, приливомъ ужаленный, и приливъ, отливомъ ужа-
ленный, любовная плоть возстающая, крѣпнущая и
полная сладостной боли,
Безграничные свѣтлые брызги любви горячей, безмѣрной,
дрожащая влага густая любви, бѣлоцвѣтный плѣни-
тельный сокъ,
Новобрачная ночь любви, вѣрно и нѣжно входящая въ зарю
распростертую,
Волнообразно входящая въ день, хотящiй и отдающiйся,
Потерявшаяся въ этомъ нѣжномъ разрывѣ объявшаго сладко-
тѣлеснаго дня.
Это узелъ,— а послѣ ребенокъ рождается женщиной, чело-
вѣкъ порожденъ есть отъ женщины,
Омовенье рожденья, слiянье большого и малаго, и новый
опять исходъ.
Не стыдитесь, о, женщины, исключительность вашего права—
что вы обнимаете все остальное въ себѣ, результаты
всего остального,
Вы ворота тѣла, и вы же врата души.
Въ женщине все, всѣ качества въ ней сочетаются въ мѣр-
ности,
На своемъ она мѣстѣ, въ равновѣсьи она, гармонично ея
движенiе,
Она все въ достодолжномъ покровѣ, она сразу покорность
и дѣйствiе,
Отъ нея зачнутся дочери и сыновья, сыновья зачнутся и
дочери.
Если я вижу душу мою отраженной въ Природѣ,
Если сквозь дымку я вижу Кого-то въ невыразимомъ здо-
ровьи, законченности, красотѣ,
Вижу склоненную голову, руки крестъ-на-крестъ, женщину
вижу я.
6.
Мужчина не меньше душа, и не больше, онъ также на
своемъ мѣстѣ,
Онъ также есть всѣ качества, онъ сила и дѣйствiе,
Яркая вспышка вселенной, которая вѣдома въ немъ,
Презрѣнье подходитъ къ нему, хотѣнья и вызовъ идутъ къ
нему очень,
Самыя дикiя страсти, страсти безъ удержа, благословенье
въ крайней предѣльности, скорбь до предѣльности,
очень ему къ лицу, и къ лицу ему гордость.
Гордость мужчины съ вольнымъ размахомъ успокоительна и
превосходна есть для души,
Знанье идетъ къ нему, онъ его любитъ всегда, онъ каж-
дую вещь по волѣ своей испытуетъ,
Что́ бы ни пришлось обозрѣть, и какое бъ то ни было море.
съ парусами какими бъ то ни было, онъ свои измѣ-
ренiя лотомъ наконецъ завершаетъ лишь здѣсь,
(Гдѣ, какъ не здесь завершитъ онъ свои измѣренья?),
Тѣло мужчины священно и тѣло женщины священно,
Кто бъ это ни былъ, неважно, оно есть священно — развѣ
ничтожнѣй всего оно въ артели рабочихъ?
Пусть это будетъ тѣло одного изъ нихъ, съ загрубѣлымъ
лицомъ, эмигрантовъ, сейчасъ лишь причалившихъ
къ пристани;
Каждое здѣсь и гдѣ бы то ни было то же, какъ тѣло въ
благомъ состояньи, довольственномъ, столько же въ
немъ, какъ и въ васъ,
Каждому мѣсто его, или мѣсто ея, въ процессiи.
(Все есть процессiя,
Вселення есть процессiя съ совершеннымъ размѣрнымъ
движенiемъ).
Или такъ много вы знаете сами, что невѣждою будете звать
малѣйшаго?
Или вамъ кажется, будто вы право имѣете на хорошее зрѣ-
лище, а онъ или она не имѣютъ права на зрѣлище?
Или вы думаете, вещество, изъ пловучей разъятости выйдя,
скрѣпилось, и почва есть на поверхности, и вода бѣ-
житъ и растительность вьется,
Только для васъ, не для него и не для нея?
7.
Тѣло мужчины на рынкѣ,
(Ибо я до войны часто ходилъ на невольничiй рынокъ и
наблюдалъ за продажей),
Я помогаю продавщику, неряха не знаетъ и не половину
дѣла своего.
Джентельмэны, взгляните на это вотъ чудо,
Сколько бы покупщики не надавали, не могутъ они доста-
точной дать за это цѣны,
Для этого шаръ земной квинтиллiоны лѣтъ приготовлялся,
безъ единаго животнаго или растенья,
Для этого циклы въ своемъ вращеньи твердо и вѣрно вра-
щались.
Въ этой головѣ все-сокрущающiй мозгъ,
Въ ней и подъ ней создаванья героевъ.
Изслѣдуйте эти члены, красные, черные, или бѣлые, въ
сухожильяхъ и мышцахъ ловки они,
Они должны быть обнажены, чтобы вы могли ихъ увидѣть.
Чувства утонченныя, зажженые жизнью глаза, ухватка
мощи воленiе, слои грудного мускула, гибкiй спин-
ной хребетъ и шея, мякоть не вялая, соразмѣрныя
руки и ноги,
И еще чудеса тамъ внутри.
Тамъ внутри кровь течетъ.
Та же самая кровь, издревле! та же самая красно-бѣгущая
кровь!
Тамъ, наливаясь, ростетъ, водометно мечется сердце, тамъ
всѣ страсти, желанья, достиженiя и устремленья,
(Или вы думаете, ихъ нѣтъ здѣсь, такъ какъ о нихъ не
говорятъ въ гостиныхъ и въ залахъ для лекцiй?).
Это не только одинъ, лишь одинъ человѣкъ, это отецъ тѣхъ,
которые будутъ отцами въ свой чередъ,
Въ немъ исходный прыжокъ многолюдныхъ царствъ и бога-
тыхъ республикъ,
Изъ него несчетныя жизни безсмертныя съ несчетными ихъ
воплощеньями и наслажденьями,
Какъ можете знать вы, кто возникнетъ отъ отпрыска его—
отпрыска черезъ столѣтья?
(Отъ кого вы могли бы и сами происходить, кого бы нашли
вы, если бъ только могли прослѣдить путь пройден-
ныхъ столѣтiй?).
8.
Тѣло женщины на рынкѣ,
Она тоже не только она сама, она изобильная мать матерей,
Она воспрiемница тѣхъ, которые выростутъ и будутъ парой
для матерей.
Любили ли вы когда-нибудь тѣло женщины?
Любили ли вы когда-нибудь тѣло мужчины?
Ну увидали ли вы, что они суть въ точности тѣ же для
всѣх у всѣхъ народовъ, во всѣ времена, повсюду
на всей землѣ?
Если есть что-нибудь священное, человѣческое тѣло свя-
щенно,
И слава и сладость мужчины—есть знакъ мужской незапят-
нанной зрѣлости,
И въ мужчинѣ и женщинѣ чистое, сильное тѣло съ твер-
дыми фибрами, красивѣй, чѣмъ самое красивое лицо.
Видали ли вы глупца, который испортилъ свое живущее тѣло?
или глупую, которая испортила свое живущее тѣло?
Ибо они не скрываютъ себя, и укрыться не могутъ.
9.
О, мое тѣло! я не рѣшаюсь оставить твои подобiя въ дру-
гихъ мужчинахъ и женщинахъ, ни оставить подобья
твоихъ частей,
Я вѣрю, твои подобiя будутъ стоять или падать съ твердостью
или паденьемъ подобiй души, (и что они суть душа,
Я вѣрю, подобья твои будутъ стоять или падать вмѣстѣ съ
моими поэмами, и что они суть мои поэмы,
Поэмы мужчины, женщины, ребенка, юноши, жены, мужа,
матери, отца, юнаго мужа, и юной жены,
Голова, шея, волосы, уши, сережки ушей, барабанная ихъ
перепонка,
Глаза, бахрома рѣсницъ, радужная оболочка глаза, брови,
пробужденiе вѣкъ, ихъ дремота,
Ротъ, языкъ, губы, зубы, нёбо, челюсти, скрѣпы ихъ,
Носъ, ноздри, и перемычка,
Щеки, виски, лобъ, подбородокъ, горло, затылокъ, и шей-
ная ось,
Сильныя плечи, мужская борода, плечевая кость, задняя
часть плеча, и широкiй уклонъ боковой въ грудной
полости,
Верхняя часть руки, подмышки, локтевая впадина, нижняя
часть руки, ручные мускулы, кости ручныя,
Кисти и суставы кистей, рука и ладонь, суставы пальцевъ,
большой палецъ, указательный палецъ, смычки
пальцевъ, и ногти,
Широкая грудь, завитки волосковъ на груди, грудная кость,
стороны груди,
Ребра, животъ, позвоночникъ, суставы спинного хребта,
Бедра, впадины бедръ, сила бедръ, округлость внутри и
снаружи, мужскiе шары, мужской корень,
Сильная ставка берцовыхъ костей, твердо держащая тѣло
вверху,
Мускулы ногъ, колѣна, колѣнная чашка, верхняя часть
ноги, нижняя часть ноги,
Лодыжки, подъемъ, ступня, пальцы, суставы ножные, и пятка;
Всѣ положенiя, всѣ очертанья, всѣ принадлежности моего
или вашего тѣла, или чьего бы то ни было, муж-
ского ли, женскаго ли,
Губки легкихъ, мѣшокъ желудка, внутренности нѣжныя и
чистыя,
Мозгъ въ своихъ развѣтвленьяхъ внутри черепного сруба,
Сочувствiя, клапаны сердца, затворки нёбныя, полъ, мате-
ринство,
Женственность, все, что есть женщина и мужчина, который
приходитъ изъ женщины,
Матка, груди, соски, молоко грудное, слезы, смѣхъ, плачъ,
любовные взгляды, смущенья любовныя и возставанья,
Голосъ, членораздѣльность рѣчи, рѣчь, шопотъ и громкiй
крикъ,
Пища, питье, пульсъ, перевариванье, испарина, сонъ, ходь-
ба, плаванье,
Равновѣсье на бедрахъ, скачекъ, и уклонность, объятье,
изгибность руки, и сжиманье;
Непрерывность измѣненiй въ изогнутой линiи рта, и вкругъ
глазъ,
Кожа, загаръ, веснушки, и волосы,
Любопытность влеченья, коорое чувствуетъ кто-нибудь, если
рукой онъ коснется до голаго тѣла,
Круговыя рѣки дыханья, дыханiе внутри и во внѣ,
Красота поясницы, и отсюда бедръ, и отчюда внизъ къ
колѣнамъ,
Тонкiй красный сгущенный сокъ внутри васъ или во мнѣ,
кости и мозгъ въ костяхъ,
Осуществленье здоровья изысканное;
О, я говорю, это не только части и поэмы тѣла, но и души,
О, я теперь говорю, они суть душа!
ЖЕНЩИНА ЖДЕТЪ МЕНЯ.
Женщина ждетъ меня, все содержитъ въ себѣ она, тѣтъ ни
въ чемъ недостатка,
Но былъ бы во всемъ недостатокъ, когда недоставалъ бы полъ,
или когда недоставала бы влажность истаго мужчины.
Полъ содержитъ все, тѣла и души,
Намѣренiя, доводы, утонченности, нѣжность, обнародованья,
Велѣнья, пѣсни, гордость, и здоровье, и тайну материнства,
млеко сѣменное,
Всѣ чаянья, благотворенья, дарованья, всѣ страсти, всѣ
любви, красо́ты, наслажденiя Земли,
Правительства, судей, боговъ, всѣхъ тѣхъ земныхъ, за
кѣмъ идутъ вослѣдъ,
Ихъ всѣхъ въ сеьѣсодержитъ полъ, какъ части самого
себя, какъ оправданья самого себя.
Тотъ человѣкъ, который мнѣ желаненъ, не чувствуя стыда,
въ себѣ—и признаетъ и знаетъ очарованье пола своего,
Та женщина, что мнѣ желанна, безъ стыда, и признаетъ и
знаетъ сладость пола своего.
Себя я нынѣ отпускаю отъ безстрасныхъ женщинъ,
Иди и буду съ той, что ждетъ меня, и съ тѣми женщинами,
чья кровь тепла, и кто мнѣ соотвѣтственъ для утоленья,
Я вижу, что онѣ понимаютъ меня, и нѣтъ мнѣ отъ нихъ
отказа,
Я вижу, что онѣ достойны меня,
Я буду сильнымъ мужемъ этихъ женщинъ.
Ни на iоту не меньше онѣ, чѣмъ я,
У нихъ загорѣло лицо, отъ сiяющихъ солнцъ и отъ вѣющихъ
вихрей,
Въ ихъ тѣлѣ старинная гибкость, божественность силы и
гибкости,
Онѣ умѣютъ плавать, грести, ѣздить верхомъ,—и бороться,
бѣгать, стрѣлять, биться, идти въ отступленье, идти
въ наступленье, не уступать, защищаться,
Въ собственномъ правѣ своемъ ультиматумъ умѣютъ поста-
вить—ясны, спокойны онѣ, и достойно собою владѣютъ.
Я близко къ себѣ привлекаю васъ, женщины,
Я васъ не могу отпустить, я хочу вамъ доброе сдѣлать,
Я для васъ, а вы для меня, не только для вашего блага,
но и для блага другихъ,
Въ васъ сокрытыми дремлютъ герои и барды сильнѣе,
Они не хотятъ пробудиться отъ касанья другого мужчины,
и ждутъ меня.
Это я, о, женщины, я, пролагаю себѣ дорогу,
Я суровъ, я рѣзокъ, широкъ, отсовѣтовать мнѣ невозможно,
но я васъ люблю,
Я не раню васъ больше, чѣмъ это необходимо для васъ,
Вещество изливаю я, чтобъ возникли сыны и дочери, при-
годныя этимъ странамъ, медленнымъ грубымъ
мускуломъ я нажимаю,
Я скрѣпляю себя достодолжно, согласно съ цѣлью, ника-
кимъ не внемлю мольбамъ,
Отойти не дерзаю, пока не вложилъ не храненье то, что
такъ долго въ себѣ накоплялъ.
Чрезъ васъ я даю сбѣжать запруженнымъ рекамъ самого себя,
Въ васъ я закутываю тысячу будущихъ лѣтъ,
Я къ вамъ прививаю прививки тѣхъ, кто мною любимъ
и Америкой,
Капли, что я проливаю на васъ, возрастутъ горячими, силь-
ными дѣвушками, новые встанутъ изъ нихъ пѣвцы,
музыканты, художники,
Дѣти, которыхъ отъ васъ я рожу, дѣтей породятъ въ свою
очередь,
Я хочу совершенныхъ мужчинъ и женщинъ изъ моихъ расто-
ченiй любовныхъ,
Я буду ждать, чтобъ они, смѣшавшись, прониклись другими,
какъ вы проникаетесь мною, я вами,
смѣшавшись теперь,
Я буду плодовъ ожидать отъ ихъ ливней, отъ ихъ дождей,
какъ я ожидаю плодовъ отъ ливней, что вамъ я даю,
Я буду глядѣть, что́, ростуть ли любовныя нивы отъ рожде-
нiя, жизни, сметри, безсмертiя, которыя такъ
я любовно засѣваю теперь.
Я САМОПРОИЗВОЛЬНЫЙ.
Я самопроизвольный, Природа,
Чарующiй день, восходящее Солнце, другъ, съ которымъ
я счастливъ,
Рука, которую другъ положилъ небрежно на плечо мое,
Холмъ побѣлѣвшiй отъ цвѣта горнаго ясеня,
Тотъ же вечеръ осеннiй, красныя краски, и желтыя, краски
темнаго цвѣта, пурпурныя, свѣтлыя, темно-зеленыя,
Богатый покровъ муравы, животныя, птицы, владѣнiе частное,
берегъ никѣмъ не воздѣланный, первобытныя
яблони, камешки,
Обрывки, одинъ за другимъ красиво идущiе, словно капля
за каплей, небрежно составленный списокъ вещей, по
мѣрѣ того, какъ они одна за другою встаютъ предо
мной или я о нихъ думаю,
Поэмы дѣйствительныя, (ибо то, что зовемъ мы поэмами,
суть лишь картины),
Поэмы глубокихъ тайнъ, сокровенностей ночи, и людей, что
подобны мнѣ,
Эта поэма, незримая, робкая, томная, что ношу я всегда
въ себѣ, и всѣ люди носятъ,
(Узнайте разъ навсегда, признанье умышленно-явное, гдѣ бъ
ни были люди, подобные мнѣ, сильныя наши
поэмы, которыя прячутся),
Любовныя мысли, любовный сокъ, запахъ любви, отдача
любовная, цѣплянья любовныя, осторожный
любовный подкопъ,
Любовныя руки, объятья, любовныя губы, фаллическiй палецъ
любви, груди любви, животы, которые тѣсно
прижаты любовью и склеены,
Земля любви цѣломудренной, жизнь, что есть жизнь только
послѣ любви,
Тѣло любви моей, тѣло женщины той, что люблю я, тѣло
мужчины, тѣло земли,
Нѣжный вѣтеръ, что вѣетъ тихонько съ Юго-Запада передъ
полуднемъ,
Пчела мохнатая, дикая, которая въ страстномъ желаньи
жужжитъ и вьется то вверхъ, то внизъ, хватаетъ
раскрывшiйся женскiй цвѣтокъ, на немъ искривляется,
твердо держа ногами любовными, и дѣлаетъ то, что
ей хочется, и держится плотно и трепетно, пока не
насытится;
Свѣжесть лѣсовъ на зарѣ,
Двое уснувшихъ ночью, лежащiе тѣсно вмѣстѣ, одинъ съ
устремленною наискось внизъ рукой, обнимающей за
поясницу другого,
Запахъ яблокъ, и сладостный духъ шалфея раздавленнаго,
мяты, березы,
Томленiя страстныя юноши, то, какъ горитъ онъ и какъ
прижимается, когда говоритъ свою исповѣдь мнѣ
о томъ, что онъ видѣлъ во снѣ,
Кружащiйся мертвый листъ въ винтообразномъ круженьи,
къ землѣ упадающiй, павшiй и все же довольный,
Ужалы, еще не возникшiе, которыми жалятъ меня зрѣлища,
люди, предметы,
Застрявшее жало меня самого, которое жалитъ меня такъ
сильно, какъ только способно ужалить
другое, какое бъ то ни было,
Нѣжная чувственность шарообразныхъ закутанныхъ братьевъ,
лишь избраннымъ щупальцамъ можно узнать, гдѣ они,
Блуждающiй духъ-любопытникъ, рука, что блуждаетъ по
тѣлу всему, стыдливая жимка-сжиманiе тѣла въ томъ
мѣстѣ, гдѣ пальцы ласкательно медлятъ и вотъ за-
остряются,
Свѣтлая чистая жидкость въ юношѣ,
Пыткой объятая ѣдкость, такая задумчивая и мучительная,
Боль и недугъ, раздражительно-сильный приливъ, что быть
не желаетъ въ покоѣ,
То же въ себѣ я чувствую, то же въ другихъ ощущаю,
Юноша пышетъ и пышетъ, и юная женщина пышетъ и пышетъ,
Юноша позднею ночью не спитъ, и горячая хочетъ рука
подавить то, что имъ овладѣть бы хотѣло,
Мистически-жарко-любовная ночь, странныя пытки на поло-
вину-желанныя, видѣнья, испарина,
Пульсъ, который насильственно бьется черезъ ладони, и
трепетно пальцы объемлетъ, и юноша краской горитъ,
зарумянился, стыдно ему, и сердитъ онъ;
Влажныя брызги на мнѣ любовника-моря, межь тѣмъ какъ
лежу я, нагой и хотящiй,
Забава дѣтей-близнецовъ, что подъ солнцемъ ползутъ по
травѣ, межь тѣмъ какъ мать ни на мигъ зоркихъ
глазъ отъ нихъ не отниметъ,
Стволъ орѣшника, шелуха скорлупъ, и зрѣющiе и созрѣвшiе
орѣхи овально-округлые,
Цѣломудрiе травъ, и птицъ, и животныхъ,
Какъ слѣдствiе, низость меня, разъ я прячусь и разъ я себя
нахожу непристойнымъ, межь тѣмъ какъ птицы и
звѣри никогда и ни въ чемъ не прячутся, себя не
находятъ безстыдными,
Чистота, благородство родительства, вровень съ отцовствомъ
чистота материнства,
Клятва рожденья дѣтей, которой я клялся, свѣжiя дщери
мои, мои Адамовы дочери,
Жажда, что гложетъ меня ночью и днемъ голоднымъ гры-
зеньемъ, покуда не насыщу я того, что создастъ сыно-
вей, чтобы мѣсто заполнить мое, когда мнѣ конецъ,
Благодѣтельный отдыхъ, цѣлебный покой и довольство,
И эта кисть винограда, что я наудачу сорвалъ съ самого себя,
Она свое дѣло сдѣлала—я бросаю ее беззаботно, пусть тамъ
упадетъ, гдѣ захочетъ.
ОДИНЪ ЧАСЪ БЕЗУМЬЯ И РАДОСТИ.
Одинъ часъ безумья и радости! О, изступленный! Ни умѣряй
меня!
(Что́ это такъ освобождаетъ меня въ этихъ буряхъ?
Что́ означаютъ вскрики мои среди молнiй и бѣшенныхъ
вѣтровъ?)
О, испить мистическихъ бредовъ глубже, чѣмъ кто бы то
ни было!
О, дикiя и нѣжные боли! (Я ихъ вамъ завѣщаю, дѣти мои,
Я ихъ вамъ завѣщаю не безъ причины, о, женихъ и невѣста!)
О, отдаться тебѣ, кто бъ ты ни былъ, и взять тебя мнѣ
отдающуюся вопреки всему мiру!
Возвратиться въ Рай! О, стыдливая, женственная!
Привлечь тебя близко къ себѣ, и впервые прижать къ тебѣ
губы мужчины, который рѣшителенъ.
О, смущенiе, трижды завязанный узелъ, глубокiй и темный
прудъ, весь свободный и свѣтомъ залитый.
О, умчаться туда, гдѣ наконецъ достаточно мѣста, достаточно
воздуха!
Быть вольнымъ отъ прежнихъ цѣпей и условностей, я отъ
моихъ, и ты отъ твоихъ!
Найти неожиданно лучшее, что есть въ Природѣ, и имъ
наслаждаться небрежно!
Почувствовать ротъ свой свободнымъ, который былъ замкнутъ!
Почувствовать ясно, что нынче, или когда бы то ни было,
я доволенъ собой, я доволенъ!
О что-то, чего не зналъ! Что-то во снѣ заколдованномъ!
Ускользнуть совершенно отъ всякихъ зацѣпокъ чужихъ, отъ
якорей, трюмовъ!
Вольно нестись! Вольно любить! Броситься прямо въ опас-
ность безъ удержу!
Гибель дразнить, звать ее—ну-ка, поди сюда!
Восходить, возлетать къ небесамъ любви, мнѣ назначенной!
Подниматься туда своей опьяненной душой!
Потеряться, разъ это нужно!
Напитать весь остатокъ жизни часомъ, часомъ однимъ пол-
ноты и свободы!
Однимъ короткимъ часомъ безумья и радости!
ИЗЪ ОКЕАНА ТОЛПЫ, ИЗЪ МОРЯ РЕВУЩАГО.
Изъ океана толпы, изъ моря ревущаго, нѣжно дошла до
меня капля одна,
шепчетъ, Тебя я люблю, чуть время пройдетъ и умру я,
Долгiй путь я прошла, чтобы только взглянуть на тебя,
къ тебе прикоснуться,
Ибо я не могла умереть—на тебя не взглянувъ хоть разъ,
Я боялась, что я иначе быть можетъ тебя потеряю.
Вотъ мы встрѣтились, мы увидались теперь, мы не погибли
Съ миромъ вернись въ Океанъ, любовь моя,
Я тоже вѣдь часть въ Океанѣ этомъ, любовь моя, не такъ
уже мы раздѣльны,
Погляди на округлость великую, на слитность всего, о, какъ
совершенно!
Но что до меня, до тебя, неудержное Море должно разлу-
чать насъ,
На часъ по различнымъ путямъ унося насъ, но не можетъ
оно унести насъ врозь навсегда;
Будь терпѣлива—немножко—ты знаешь, я воздухъ привѣт-
ствую, говорю съ Океаномъ и сушей,
Каждый день на закатѣ Солнца во имя твое, любовь моя.
ЧЕРЕЗЪ ВѢКА И ВѢКА ВОЗВРАЩАЯСЬ ВРЕМЯ ОТЪ ВРЕМЕНИ.
Черезъ вѣка и вѣка возвращаясь время отъ времени,
Неразрушимый, безсмертный въ скитанiяхъ,
Сильный, фаллическiй,
Съ первобытными мощными бедрами, безукоризненно нѣжный,
Я пѣвецъ Адамовыхъ пѣсенъ,
Въ новомъ саду Запада, въ большихъ городахъ взывая,
Безумствую, брежу, предшествуя такъ тому, что рождается,
Предлагая ихъ, въ молитвенномъ этомъ служеньи, предлагая себя,
Купая себя, пѣсни моя купая въ ъ области Пола,
Порожденiя бедеръ моихъ.
МЫ ДВОЕ, КАКЪ ДОЛГО МЫ БЫЛИ ОБМАНУТЫ.
Мы двое, какъ долго мы были обмануты, да, одурачены,
Теперь, претворенные, мы ускользаемъ быстро, какъ усколь-
заетъ Природа,
Мы—Природа, мы долго были въ отсутствiи, но теперь воз-
вращаемся,
Мы становимся теперь растеньями, стволами, листвой, кор-
нями, корою,
Мы въ почвѣ лежимъ, какъ въ постели, мы скалы,
Мы дубы, мы ростемъ въ расщелинахъ, другъ возлѣ друга,
Мы пасемся, мы двое средь дикихъ стадъ, какъ любой— не-
посредственны,
Мы двѣ рыбы, плывущiя въ Морѣ вмѣстѣ,
Мы цвѣты рожкового дерева, мы роняемъ нашъ ароматъ
надъ тропинками утромъ и вечеромъ,
Мы также грубая грязь—безстыдство звѣрей, растенiй, камней,
Мы два хищные ястреба, мы паримъ высоко и смотримъ внизъ,
Мы два лучезарныя солнца, это мы, что такъ въ равновѣсьи
качаемся,
Сферическiе и звѣздные, это мы, мы какъ двѣ кометы,
Четвероногiе, въ чащѣ лѣсной мы бродимъ съ своими клы-
ками, настигаемъ добычу прыжкомъ,
Мы два облака утра и вечера, плывущiя тамъ высоко,
Мы два смѣшавшiяся моря, мы двѣ изъ веселыхъ тѣхъ
волнъ, что одна забѣжитъ на другую, и обѣ
другъ друга омочатъ,
Мы то же, что атмосфера, прозрачные, воспринимающiе,
проницаемые, непроницаемые,
Мы снѣгъ, дождь, холодъ, и мракъ, мы каждый созданье,
влiянiе этого Шара,
Мы кружились, кружились, пока не вернулись опять домой,
мы двое,
Мы все опорожнили, сдѣлали все недѣйствительнымъ, кромѣ
свободы, и нашей собственной радости.
О, БРАКЪ! О, БРАЧНЫЙ ВОСТОРГЪ!
О, бракъ! О, брачный восторгъ! зачѣмъ ты терзаешь меня,
подвергаешь мученiямъ Тантала?
О, зачѣмъ ты жалишь меня на одинъ только быстрый мигъ?
Зачѣмъ мы не можешь длиться? Зачѣмъ ты теперь пересталъ?
Или затѣмъ, что, если бъ ты длился нѣсколько больше,
Чѣмъ одинъ только быстрый мигъ, ты вскорѣ меня бы убилъ?
Я ТОТЪ, КТО БОЛѢЕТЪ ЛЮБОВЬЮ.
Я тотъ, кто болѣетъ любовной любовью;
Вѣдь Земля тяготѣетъ! и развѣ все вещество, болѣнье, не
привлекаетъ все вещество?
Такъ и тѣло мое—ко всему, что я знаю и что я встрѣчаю.
ЕСТЕСТВЕННЫЕ МИГИ.
Естественные миги—когда на меня вы находите—а, вотъ вы
здѣсь какъ разъ,
Дайте теперь мнѣ лишь чувственныхъ радостей,
Дайте мнѣ все упоенье страстей моихъ, дайте мнѣ грубую
жизнь и роскошную,
Сегодня я буду союзникъ любимцевъ Природы, и ночью
сегодняшней тоже,
Я за тѣхъ, кто вѣритъ въ восторги несдержанные, я въ пол-
ночныхъ учавствую оргiяхъ юныхъ людей,
Я танцую съ танцующими, и съ пьющими пью,
Эхо намъ кличетъ въ отвѣтъ на непристойные возгласы наши,
Я подцѣпилъ забулдыгу какого-то, онъ мнѣ теперь закадыч-
ный другъ,
Пусть беззаконникъ онъ, да, пусть безграмотный, грубый,
пусть онъ осужденъ другими за то, что́ онъ сдѣлалъ,
Роли я больше не буду играть, зачѣмъ удалять мнѣ себя
отъ своихъ сотоварищей?
О, вы, отъ кого сторонятся, по крайней мѣрѣ хоть я не
сторонюсь отъ васъ,
Я иду прямо въ вашу среду, я буду вашимъ поэтомъ,
Я буду больше для васъ, чѣмъ для кого бы то ни было.
Я ПРОХОДИЛЪ КОГДА-ТО ПО ЛЮДНОМУ ГОРОДУ.
Я проходилъ когда-то по людному городу, впечатлѣвая въ
моемъ мозгу для будущихъ цѣлей всѣ его зрѣлища,
зданья, преданья, обычаи,
Но теперь изъ всего того города я помню одну только жен-
щину, которую встрѣтил случайно, и она задержала
меня, изъ любви ка мнѣ,
День за днемъ, ночь за ночью, были мы вмѣстѣ—все другое
забыто мною давно,
Повторяю, я помню одну лишь ту женщину, которая страстно
ко мнѣ прилѣпилась,
Мы снова блуждаемъ, мы любимъ, опять разлучаемся,
И снова она меня за руку держитъ, не нужно, чтобъ я уходилъ,
Я вижу ее предъ собою такъ близко, безмолвную, грустную,
трепетную.
Я ВАСЪ СЛЫШАЛЪ, ТОРЖЕСТВЕННО-НѢЖНЫЯ ТРУБЫ ОРГАНА.
Я васъ слышалъ, торжественно-нѣжныя трубы органа, когда
въ воскресенье послѣднее утромъ я шелъ
мимо церкви,
Осеннiе вѣтры, когдя я гулялъ въ сумерки въ чащѣ лѣсной,
я слышалъ протяжные скорбные ваши вздохи
между вершинъ,
Я слышалъ чудесныго тенора, Итальянскаго тенора въ оперѣ,
я слышалъ сопрано въ квартетѣ;
Сердце любви моей! также тебя я слышалъ, какъ черезъ
руку тихонько шептала ты, сквозь одну изъ кистей,
охватившихъ меня вкругъ моей головы,
Слышалъ бiенiе крови твоей, межь тѣмъ какъ подъ ухомъ
моимъ этой прошлой ночью, колокольчиковъ
маленькихъ звонъ не смолкая звенѣлъ.
ЛИЦОМЪ ОБРАТИВШИСЬ НА ЗАПАДЪ ОТЪ БЕРЕГОВЪ КАЛИФОРНIИ.
Лицомъ обратившись на Западъ отъ береговъ Калифорнiи,
Вопрошающiй, неутомимый, того, что еще не найдено, ищущiй,
Я, ребенокъ, престарый, я надъ волнами, къ очагу материн-
ства, къ странѣ скитанiй, гляжу далеко,
Смотрю съ береговъ моего родного Западнаго моря, почти
что очерченъ кругъ,
Ибо въ путь устремившись на Западъ отъ Индустана, отъ
долинъ Кашемира,
Отъ Азiи, отъ Сѣвера, отъ Бога, мудрецъ, и герой,
Отъ Юга, отъ цвѣтущихъ полуострововъ и пряныхъ остро-
Много съ тѣхъ поръ переживши скитанiй, скитавшись во-
кругъ Земли,
Нынѣ лицомъ я опять обратился къ дому, весьма довольный
и радостный,
(Но гдѣ же то, для чего я отправился въ путь такъ давно,
такъ давно уже?
И почему же оно до сихъ поръ такъ и не найдено?)
КАКЪ АДАМЪ РАННИМЪ УТРОМЪ.
Какъ Адамъ раннимъ утромъ,
Выхожу изъ ночной я бесѣдки, освѣженный сномъ,
Глядите, какъ я прохожу, услышьте мой голосъ, приблизьтесь,
Прикоснитесь ко мнѣ, прикоснитесь ладонью руки
До тѣла, пока прохожу я,
Не бойтесь, не страшно
Тѣло мое.
ТРОСТНИКЪ.
ДУШИСТЫЯ ТРАВЫ МОЕЙ ГРУДИ.
Душистыя травы моей груди,
Я съ васъ собираю листы, я пишу, чтобъ потомъ перечесть
изъ нихъ лучшiе,
Могильные листья, тѣлесные листья, ростущiе выше меня,
выше смерти,
Вѣковые корни, высокiе побѣги, зима не заморозитъ вашихъ
тонкихъ листовъ,
Каждый годъ вы опять расцвѣтете, откуда вы удалились,
тамъ вы опять возникнете;
О, не знаю, многiе ли проходящiе васъ запримѣтятъ, или
вдохнутъ слабый вашъ ароматъ, но я въ немногихъ
увѣренъ;
О, легкiе листья! О, расцвѣты крови моей! Я вамъ позво-
ляю вашимъ собственнымъ образомъ о сердцѣ томъ говорить,
что подъ вами,
О, не знаю что́ вы тутъ означаете подъ вами самими, вы
не есть счастье,
Вы нерѣдко есть нѣчто болѣе горькое, чѣмъ я могу выне-
сти, вы жжете меня и колете,
Но вы для меня красивы, корни съ слабой окраской, вы меня
заставляете думать о смерти,
Смерть красива отъ васъ, (что́ же въ концѣ концовъ на са-
момъ дѣлѣ красиво, какъ не смерть и любовь?),
О, я думаю, не во имя жизни я пою здѣсть свою пѣснь лю-
бящихъ, я думаю, это во имя смерти,
Ибо какъ спокойно и какъ торжественно возростаетъ она,
дабы достигнуть воздуха любящихъ,
Что́ жь, мнѣ все равно, смерть или жизнь, душа моя пред-
почтенiй не хочетъ,
(Я не увѣренъ, не привѣтствуетъ ли высокая душа любя-
щихъ смерть наиболѣе),
По истинѣ, смерть, я думаю, что эти листы разумѣютъ какъ
разъ то же самое, что разумѣешь ты,
Ростите же выше, побѣги плѣнительные, чтобы могъ я уви-
дѣть! ростите изъ груди моей!
Возникайте изъ скрытаго сердца внутри!
Не прячьтесь такъ въ вашихъ корняхъ гвоздично - окрашен-
ныхъ, листы боязливые!
Не оставайтесь внизу столь пристыженными, травы моей
груди!
Придите, я твердо рѣшился обнажить широкую грудь мою,
довольно, довольно я задыхался и чувствовалъ,
какъ мнѣ душно;
Эмблематическiя и капризныя травы, я васъ оставляю, те-
перь вы не нужны мнѣ,
Я скажу, что хочу сказать, само собой,
Я возношу своей пѣсней себя самого и товарищей только,
никогда уже больше не возглашу никакого
зова иного, только ихъ зовъ,
Я подниму имъ безсмертные отсвѣты-отклики черезъ эти
Страны,
Я дамъ по всѣмъ этимъ Странамъ примѣръ для любящихъ,
чтобъ принять постоянную волю и четкiя формы,
Черезъ меня слова будутъ сказаны, что сдѣлаютъ смерть ве-
селящей,
Дай же мнѣ тонъ свой, о, смерть, чтобъ я могъ съ нимъ
быть согласующимся,
Дай мнѣ себя, ибо вижу, что ты надлежишь мнѣ теперь
превыше всего, и неразрывно вмѣстѣ слились вы
обѣ, ты, смерть, и любовь,
И не позволю я больше вамъ меня обманывать тѣмъ, что
называлъ я жизнью,
Ибо теперь мнѣ дано понять, что вы суть задачи суще-
ственныя,
Что вы прячетесь въ этихъ изменчивыхъ формахъ жизни,
по причинамъ достаточнымъ, и что они главнымъ
образомъ существуютъ для васъ,
Что вы идете за грани ихъ, выходите, чтобы остаться, ре-
альность реальная,
Что за масками всѣхъ матерьяловъ вы терпѣливо ждете,
сколько бы ни было времени,
Что будетъ быть можетъ день, когда вы будете всѣмъ за-
вѣдывать,
Что можетъ быть вы разсѣете все зрѣлище видимости,
Что можетъ быть все это есть для васъ, но это длится недолго,
Вы же будете длиться и длиться.
ДЛЯ ТЕБЯ, О, ДЕМОКРАТИЯ.
Сюда, я создамъ материкъ неразрывный,
Я создамъ самый блестящiй народъ, на какой когда-либо
солнце сiяло,
Я создамъ магнетически-дивныя страны,
Любовью товарищей,
На жизнь—любовью товарищей.
Я насажду товарищество густое, какъ чаща деревьевъ вдоль
теченiя рѣкъ Америки, и вдоль береговъ великихъ
озеръ, и по всѣмъ неоглядностямъ прерiй,
Я создамъ города неразлучные съ ихъ руками, объявшими
каждую шею,
Силой любви товарищей,
Мужскою любовью товарищей.
Для тебя отъ меня они, о, Демократiя, чтобъ служить тебѣ,
о, жена моя.
Для тебя, для тебя они всѣ, эти пѣсни звенящiя.
ОСНОВА ВСѢХЪ МЕТАФИЗИКЪ.
Ну-съ, государи мои, а теперь я скажу вамъ
Слово, которому въ памяти нужно остаться,
Слово, въ которомъ основа для всѣхъ метафизикъ.
(Такъ говоритъ предъ студентами старый профессоръ,
Курсъ заключая, который весьма посѣщался.)
Древнiя всѣ изучивши и новые также системы,
Греческихъ всѣхъ мудрецовъ, и философовъ также Герман-
скихъ,
Канта вполнѣ разсмотревъ, Шеллинга, Гегеля, Фихте,
Знанье Платона, Сократа, который превыше Платона,
Мудрость божественныхъ словъ Христа, что прекраснѣй Со-
крата,
Вижу я въ памяти нынѣ системы Германцевъ и Грековъ,
Вижу философовъ всѣхъ, Христiанскiя цѣркви и вѣры,
Но за Сократомъ я вижу, за ликомъ Христовымъ, я вижу
Нѣжность любви чѣловека къ собрату людскому,
Вижу привязанность друга къ любимому другу,
Вижу согласно-вѣнчанныхъ супруга съ супругой,
Вижу дѣтей и родителей, связанныхъ нѣжной любовью,
Съ городомъ городъ въ союзѣ, страну со страною.
ВЫ НОВЫЙ ЧЕЛОВѢКЪ КО МНѢ ПРИВЛЕЧЕННЫЙ?
Вы новый человѣкъ ко мнѣ привлеченный?
Начну съ предупрежденья, я конечно далекъ отъ того, за
кого вы меня считаете;
Вамъ кажется, будто во мнѣ вы найдете вашъ идеалъ?
Вы думаете, это такъ легко, чтобъ я сдѣлался вашимъ лю-
бовникомъ?
Вы думаете, что дружба моя утоленiемъ будетъ безъ примѣси?
Вы думаете, что я надежный и вѣрный?
Вы не видите дальше, чѣмъ этотъ фасадъ, эта мягкость и
эта терпимость моего обращенья?
Кажется вамъ, что вы приближаетесь по твердой и вѣрной
почвѣ къ герою по истинѣ подлинному?
И въ мысль къ вамъ не взошло, о, сновидецъ, что можетъ
быть все это майя, иллюзiя?
КАПАЙТЕ, КАПЛИ.
Капайте, капли! оставляйте вены мои голубыя!
О, капли меня! медленныя капли сочитесь!
Чистосердечно отъ меня отпадая, капайте, капли кровавыя,
Изъ ранъ нанесенныхъ, чтобъ волю вамъ дать, на волю
изъ плѣна васъ выпустить,
Изъ лица моего, изо лба моего и губъ,
Изъ груди моей, изнутри, гдѣ я былъ сокрытъ, вытѣсняй-
тесь, красные капли, исповѣдальныя капли,
Запятнайте страницу каждую, запятнайте каждую пѣсню, ко-
торую я пою, кровавыя капли,
Дайте узнать имъ вашъ алый жаръ, дайте блистать имъ,
Насытьте ихъ вами, стыдными, мокрыми,
Сiяйте надъ всѣмъ, что я написалъ или что еще напишу,
кровавыя капли,
Въ вашемъ свѣтѣ да будетъ все видно, капли румяно-красныя.
Я СЛЫШУ, МЕНЯ ОБВИНЯЮТЪ.
Я слышу, меня обвиняютъ, что я подрываю основы,
На самомъ же дѣлѣ не противъ основъ я и не за основы,
(Что общаго въ самомъ дѣлѣ съ ними есть у меня? или что
съ разрушенiемъ ихъ?)
Я хочу лишь одно учредить въ и въ городѣ каж-
домъ Соединенныхъ Штатовъ, внутри страны и на морѣ,
На поляхъ и въ лѣсахъ, и надъ каждымъ килемъ большимъ
или малымъ, который бороздитъ воду,
Безъ учрежденiй и правилъ, ручательствъ или доказательствъ,
Основу нѣжной любви товарищей.
ВЪ ЭТО МГНОВЕНЬЕ.
Въ это мгновенье, когда я одинъ полонъ мысли и грусти,
Кажется мнѣ, что другiе есть люди тамъ въ странахъ другихъ,
Такъ же, какъ я, одинокiе, полные грусти и мысли,
Кажется мнѣ, что гляжу я и ясно ихъ вижу,
Всюду, въ Германiи, Францiи, или Италiи,
Вижу въ Испанiи, дальше, въ Китаѣ, въ Россiи
Рѣчь ихъ другая, и кажется мнѣ, что, когда бы
Могъ я узнать ихъ, я такъ же бы къ нимъ привязался,
Какъ я привязанъ къ живущимъ въ краяхъ мнѣ родимыхъ,
Знаю, мы были бы братьями, были бъ друзьями,
Знаю, навѣрно, я счастье бы съ ними узналъ.
МЫ ДВОЕ МАЛЬЧИШЕКЪ.
Мы двое мальчишекъ, другъ къ другу мы льнемъ,
Другъ друга не бросимъ, и вмѣстѣ идемъ,
Направо, налѣво, на Югъ и на Сѣверъ;
Мы сильны, и локти умѣемъ разставить,
И пальцы умѣемъ сжимать,
Оружiе съ нами, и нѣтъ съ нами страха,
Ѣдимъ мы, и пьемъ мы, и спимъ мы, и любимъ,
Одинъ намъ законъ есть, законъ тотъ—мы сами,
Пловцы мы, солдаты, разбойники, воры,
Въ тревогѣ всѣ скряги, вся челядь, попы,
Мы воздухъ вдыхаемъ, пьемъ свѣтлую воду,
Мы пляшемъ на дернѣ зеленомъ и взморьѣ,
Беремъ города, презираемъ покой,
Хохочемъ, смеемся надъ сводомъ уставовъ,
И слабость мы гонимъ,—что нужно, беремъ.
ЗДѢСЬ ЛИСТЫ МОИ САМЫЕ СЛАБЫЕ.
Здѣсь листы мои самые слабые, и однако же самые сильные,
Затѣняю я мысли, скрываю здѣсь, я имъ здѣсь не даю вы-
раженiя,
Но они мнѣ даютъ выраженiе, больше всѣхъ моихъ прочихъ
поэмъ.
МОЙ ОБРАЗЪ, ЗЕМЛЯ.
Мой образъ, Земля.
Хоть ты и глядишь такъ безстрастно, обширно, сферично,
Теперь у меня подозрѣнье, что это не все;
Теперь у меня подозрѣнье, что есть въ тебѣ что-то горячее,
Что можетъ прорваться,
Потому что влюбленъ я въ атлета, въ меня онъ влюбленъ,
Но къ нему есть во мнѣ что-то страшное, что-горячее,
Что можетъ прорваться,
Я не смѣю объ этомъ въ словахъ разсказать,
Ни даже въ строкахъ этой пѣсни.
МНѢ СНИЛОСЬ ВО СНѢ.
Мнѣ снилось во снѣ, что я вижу невѣдомый городъ,
Непобѣдимый, хотя бъ на него и напали всѣ царства земли.
Снился мнѣ новый городъ друзей,
Самымъ высокимъ тамъ—качество было могучей любви,
Выше—ничто, и за ней все идетъ остальное,
Зрима была она ясно мгновенiе каждое
Въ дѣйствiяхъ жителей этого города,
Въ ихъ взорахъ, во всѣхъ ихъ словахъ.
ПРИВѢТЪ МIРУ.
SALUT AU MONDE.
1.
Возьми мою руку, Уольтъ Уитманъ.
Какiя скользящiя дива! какiя картины и звуки!
Какiя несчетные звенья, одно къ одному, прицѣплено каждое
къ ближнему,
И въ каждомъ отвѣтъ для всего, и каждое землю раздѣляет
со всѣми.
Что ширится въ сердцѣ твоемъ, Уольтъ Уитманъ?
Какiя тамъ волны и почвы встаютъ?
Что тамъ за климатъ? что тутъ за люди? какiе здѣсь
города?
Какiя тутъ дѣти, играютъ одни, задремали другiя?
Кто эти дѣвушки? Кто эти жены замужнiя?
Что тамъ за группы старыхъ людей, медленно ходятъ,
руками другъ друга обнявши за шею?
Что это здѣсь за рѣки, лѣса, и плоды?
Какъ называются горы, что встали высоко въ туманахъ?
Что тамъ за сотни жилищъ, мирiады жилищъ, наполненныхъ
жителями?
2.
Во мнѣ широта расширяется, долгота удлиняется,
Азiя, Африка, Европа къ востоку—Америка на западѣ,
Какъ поясъ объемля выпуклость земли, вьется горячiй экваторъ,
Любопытно на сѣверъ и югъ повернута ось концами,
Во мнѣ самый длинный день, солнце кружится по косвен-
нымъ кольцамъ, не заходитъ въ теченiе месяцевъ,
В должное время во мнѣ простирая полночь, солнце какъ
разъ надъ горизонтомъ встаетъ и заходитъ опять,
Зоны во мнѣ, моря, водопады, лѣса, вулканы и островные группы,
Малэзiя и Полинезiя, и великiе острова Вестъиндскiе.
3.
Что ты слышишь, Уольтъ Уитман?
Я слышу, какъ поетъ рабочiй, поетъ жена фермера,
Я слышу, тамъ въ отдаленьи, звуки дѣтей и животныхъ
раннимъ утромъ,
Я слышу, кричатъ, подбодряя другъ друга, Австралiйцы въ
погонѣ за дикою лошадью,
Я слышу Испанскую пляску, звучатъ кастаньеты въ тѣни
подъ каштанами, скрипка звучитъ и гитара,
Слышу я долгiе отзвуки эхо, звучащiе съ Темзы,
Слышу свирѣпые пѣсни, Французскiя пѣсни свободы,
Слышу я, какъ Итальянскiй яличникъ речитативомъ поетъ,
повторяя поэмы старинныя,
Слышу я въ Сирiи шумъ саранчи, меж тѣмъ какъ дождемъ
изъ туч своихъ страшныхъ о травы
она ударяетъ, въ хлѣба низвергается,
Слышу я Коптскiй припѣвъ, на закатѣ, задумчиво падаетъ
онъ на лоно отца почитаемаго, обширнаго
темнаго Нила,
Слышу я крикъ понукающiй, то погонщикъ муловъ Мекси-
канскiй, и на мулѣ звучатъ колокольчики,
Слышу я, какъ муэззинъ Арабскiй бросаетъ свой кличъ съ
высоты мечети,
Слышу я Христiанскихъ священниковъ у алтарей ихъ церквей,
слышу отвѣтный басъ и сопрано,
Слышу я крикъ Казаковъ, и голосъ пловца, поплывшаго
въ море Охотское,
Слышу я свистъ за спиною рабовъ, межь темъ какъ угрюмыми
группами идутъ они по-двое, по-трое, скрѣпленные
вмѣстѣ цѣпями, съ рукою рука и съ ногою нога,
Слышу я, какъ Евреи читаютъ свои псалмы и лѣтописи,
Слышу размѣрные миѳы Грековъ, и легенды сильныя Римлянъ,
Слышу рассказъ о божественной жизни и смерти кровавой
красиваго Бога Христа,
Слышу, какъ учитъ Индусъ любимаго ученика войнамъ,
любвямъ, поговоркамъ, дошедшимъ сохранно
до этого дня отъ поэтовъ, слагавшихъ три
тысячи лѣтъ назадъ.
4.
Что ты видишь, Уольтъ Уитман?
Кто тѣ, кого ты привѣтствуешь, одного за другимъ привѣт-
ствуешь?
Я вижу, великое круглое чудо катится черезъ пространство,
Я вижу, вдали, въ уменьшеньи, фермы, деревни, руины,
кладбища, тюрьмы, конторы торговыя, дворцы и
лачуги, хижины дикихъ, шатры кочевниковъ,
вижу я все это тамъ на поверхности,
Я вижу часть тѣневую, съ одной стороны, гдѣ спящiе спятъ,
и свѣтлую часть, озаренную солнцемъ, съ другой
стороны,
Я вижу съ большимъ любопытствомъ, быструю смѣну свѣта
и тени,
Я вижу далекiя страны, такъ близко, дѣйствительно, такъ
приближенно къ ихъ жителямъ, какъ мнѣ близка
моя родина.
Я вижу обильныя воды,
Я вижу горные пики, я вижу сiэрры Андъ, гдѣ они въ ряды
размѣстились,
Гималайи вижу я четко, Тянь-Шань, Алтай, и Гхаутъ,
Я вижу гигантскiя башни Эльбруса, Казбека, Базарджуоси,
Я вижу Штирiйскiя Альпы, Карнакскiя Альпы,
Я вижу Пиренеи, Балканы, Карпаты, а къ сѣверу Доврэфьель,
и въ морѣ горную Геклу,
Я вижу Везувiй и Этну, Лунныя горы и Красныя горы
Мадагаскара,
Я вижу пустыни Аравiи, Ливiи, Азiи,
Я вижу огромныя страшныя льдяныя горы Полярныя и
Предполярныя,
Я вижу всѣ океаны, верхнiе вижу и нижнiе, Атлантическiй,
Тихiй, Мексиканское море, Бразильское и
Перуанское,
Индустанскiя воды, Китайское море, Гвинейскiй заливъ,
Японскiя воды, красивый заливъ Нагасаки, сушей замкнутый
средь горъ,
Балтiйскiй просторъ, и Каспiйскiй, Ботническiй, берега Бри-
танскiя, дальше Бискайскiй заливъ,
Средиземное море, залитое солнцемъ, острова къ островамъ,
Бѣлое море, и море вокруг Гренландiи.
Я гляжу на моряковъ мiра,
Въ штормѣ одни, но въ ночи другiе слѣдятъ на дозорѣ,
Третьихъ, безпомощныхъ, носитъ по морю, а эти въ зараз-
ныхъ болезнях.
Я гляжу на суда, на паруса мiра,
Въ гроздьяхъ иные, въ портах, другiе въ своихъ скитанiяхъ,
Вонъ, огибаютъ Мысъ Бурь, другiе же — Мысъ Зеленый,
иные же Мысъ Гвардарфуй, Мысъ Бонъ и мысъ
Бахадор,
Иные проходятъ близъ Дондры, иные же въ Зундскомъ про-
ливѣ, иные же Мысъ Лопатки, иные Беринговъ
проливъ,
Иные мысъ Горнъ, а иные плывутъ въ Мексиканскiй заливъ,
вдоль Кубы или Гаити, въ Гудсоновъ, въ Баф-
финскiй заливъ,
Близъ Довера эти проходятъ, въ Уашъ входятъ другiе, а эти
въ Сольвей, огибаютъ мысъ Ясный, Край Суши
обходятъ вонъ тѣ,
Вонъ тѣ черезъ Зюдеръ-Зе, черезъ Шельду свой путь со-
Авершают,
А тѣ въ Гибралтаръ приходятъ, въ Дарданеллы, изъ нихъ
уходят,
Иные мрачно свой путь чрезъ зимнiя воды свершаютъ,
Иные нисходятъ по Оби, по Ленѣ восходятъ легко,
Иные по Нигеру и Конго, по Инду и Брамапутрѣ,
Иные въ Камбоджѣ, а эти—готовы въ Австралiю плыть,
Стоятъ въ Ливерпулѣ, и въ , въ Дублинѣ, или въ
Марселѣ, въ Неаполѣ и въ Лиссаббонѣ, и
въ
Гамбургѣ, въ Бременѣ, въ Гагѣ, въ Бордо, въ Копенгагенѣ, всюду,
въ Вальпарайсо стоятъ, въ Панамѣ и въ Рiо-Жанейро.
5.
Я вижу рельсы земли, я вижу дороги желѣзныя,
Въ Великобританiи вижу ихъ, вижу ихъ также въ Европѣ,
Я вижу ихъ въ Азiи, въ Африкѣ.
Электрическiй вижу я путь, телеграфы земли,
Нити извѣстiй, войнъ, смертей, потерь, приобрѣтенiй, стра-
стей моей расы,
Вижу я полосы рѣкъ земли,
Вижу я Амазонку и Парагвай,
Вижу я четыре великихъ рѣки Китая, Амуръ, Желторѣчье,
Янгъ-Тзе и Жемчужную,
Вижу я Сену, Дунай и Луару, Рону, Гвадалквивиръ,
Вижу излучины Волги, Днѣпръ и Одеръ,
Я вижу Тоскану вдоль Арно, Венецiи край вдоль По,
Вижу я Грековъ, которые плывутъ изъ Эгейской бухты.
6.
Вижу я мѣсто, гдѣ было древнее царство Ассирiи, царство
Персiи, Индiи,
Я вижу паденiе Ганга на высокiй край Саукары.
Вижу я мѣсто, гдѣ мысль родилась о Божествѣ, воплощен-
номъ аватарами въ формахъ людскихъ,
Вижу мѣста постепеннаго шествiя разныхъ жрецовъ на Зе-
млѣ, оракуловъ и приносителей жертвы, брами-
новъ, звездопоклонниковъ, ламъ, монаховъ, и муф-
тiй, увѣщевателей,
Вижу мѣста, гдѣ друиды бродили по рощамъ Моны, вижу
омелу, вервену,
Вижу я храмы смертей тѣлъ Боговъ, вижу я древнихъ обо-
значителей.
Вижу Христа, ядущаго хлѣбъ послѣдней вечери, среди
юныхъ и старыхъ людей,
Вижу, гдѣ сильный божественный юноша Геркулесъ необ-
манно работалъ, долго трудился и умеръ потомъ,
Вижу я мѣсто невинной богатой жизни и злополучной судь-
бы красиваго сына ночного, полночленнаго Вакха,
Вижу Кнефа, цвѣтущаго, въ голубое одѣтаго, съ короной
изъ перьевъ на своей головѣ,
Вижу Гермеса, на которомъ нѣтъ подозрѣнiй, умирающаго,
горячо любимаго, говорящаго своему народу: Не
плачьте обо мнѣ. Это не моя настоящая роди-
на, я былъ изгнанъ изъ моей настоящей страны,
я теперь возвращаюсь туда,
Я возвращаюсь въ небесную сферу, куда каждый уйдетъ въ
свою очередь.
7.
Я вижу поля сраженья Земли, трава ростетъ на нихъ, рас-
цвѣты и нивы,
Вижу слѣды древнихъ походовъ и новых,
Безъименные вижу масонства, досточтимыя вѣсти неизвѣст-
ныхъ событiй, героевъ, записи этой Земли.
Я вижу мѢста древнихъ саг,
Вижу сосны и ели, измятыя сѣверной бурей и вырванныя,
Гранитные вижу утесы и валуны, зеленые вижу луга и озера,
Вижу надгробные камни на могилахъ Скандинавскихъ вои-
телей,
Вижу я ихъ вознесенными над берегомъ тревожныхъ океа-
новъ, чтобы духи умершихъ людей, когда утомятся
своею спокойной могилой, встали сквозь холмъ,
и смотрѣли на волны мятежныя, и освѣжились бы
грозами, безмѣрностью, волей и дѣйствiемъ.
Вижу я степи Азiи,
Вижу Монгольскiя насыпи, шатры Калмыковъ и Башкиров,
Вижу я группы племенъ кочевыхъ со стадами быковъ и коровъ,
Вижу я плоскогорья съ оврагами, джунгли, пустыни,
Вижу я верблюда, дикую лошадь, дрохву, жирнохвостныхъ
овецъ, антилопу и волка, нору вырывающаго.
Вижу я горные страны Абиссинiи,
Вижу стада пасущихся козъ, смоковницу вижу, тамариндъ и
финикъ,
Я вижу поля пшеницы, мѣста, гдѣ зелень и золото,
Я вижу вакеро Бразилiи,
Я вижу высокую гору Сорату въ Боливiи,
Вижу я, Вачо пересѣкаетъ равнины, несравненнаго вижу на-
ѣздника, лассо онъ держитъ въ рукѣ, чтоб ловить лошадей,
Вижу я, какъ чрезъ пампасы преслѣдуютъ дикiй скотъ,
чтобы снять съ него шкуры.
8.
Вижу я области снѣга и льда,
Вижу я остроглазыхъ Самоѣдовъ и Финновъ,
Вижу, ловецъ тюленей въ лодкѣ намѣтилъ свое копье,
Вижу, какъ Сибирякъ ѣдетъ на легкихъ саняхъ, влекомыхъ
собаками,
Вижу охотниковъ я за дельфинами, вижу суда китоловныя
въ Тихомъ Океанѣ, на Югѣ, и въ Атлантическомъ,
на Сѣверѣ,
Вижу я скалы, потоки, долины и глетчеры Швейцарiи,—замѣчаю
долгiя зимы и ихъ уединенiе.
9.
Вижу я города Земли, и на удачу самъ становлюсь частью
любого,
Вотъ, Парижанинъ я истый,
Вотъ, я въ Вѣнѣ живу, въ Петербургѣ, въ Берлинѣ, въ
Константинополѣ,
В Аделаидѣ, въ Сиднеѣ, въ Мельбурнѣ,
В Лондонѣ я, въ Манчестерѣ, въ Бристолѣ, въ Эдинбургѣ,
въ Лимерикѣ,
Я въ Мадридѣ, въ Кадисѣ, въ Барселонѣ, въ Опорто, въ
Лiонѣ, въ Брюсселѣ, въ Бернѣ, во Франкфуртѣ,
въ Штутгартѣ, въ Туринѣ, во Флоренцiи,
Я существую въ Москвѣ, въ Краковѣ, въ Варшавѣ, или на
Сѣверѣ въ Христианiи, или въ Стокгольмѣ, или
въ Сибирскомъ Иркутскѣ, или на одной изъ улицъ
въ Исландiи,
Я нисхожу во всѣ эти города, и возстаю изъ нихъ снова.
10.
Я вижу пары, исходящiе изъ неизслѣдованныхъ странъ,
Я вижу дикiе лики, лукъ и стрѣлу, отломокъ отравленный,
фетишъ, и оби.
Вижу я города, Африканскiе и Азиатскiе,
Вижу Алжиръ, Триполи, Дернъ, Могадоръ, Тимбукту, Монровiю,
Вижу кишащiе рои Пекина, Кантона, Бенареса, Дельи, Каль-
кутты, Токiо,
Вижу я Крумейца въ его хижинѣ, и Дагомейца и Ашанти
въ ихъ хижинахъ,
Вижу, какъ Турокъ куритъ въ Алеппо опiум.
Вижу толпы живописныя на ярмаркахъ Хивы, на базарахъ
Герата,
Вижу я Тегеранъ, вижу Мускатъ и Медину и пространства
песковъ промежуточных, вижу я караваны, какъ
съ трудомъ они пробираются,
Вижу Египетъ и Египтянъ, вижу я пирамиды и обелиски,
Вижу рѣзцомъ рассказанныя повѣствованiя, лѣтописи царей
и династiй, на плитахъ песчаника врѣзаныя или
на глыбахъ гранита,
Вижу въ Мемфисѣ могилы для мумiй, въ нихъ мумiи набаль-
замированныя, въ льняные покровы закутанныя,
лежатъ тамъ ужь много столѣтiй,
Гляжу на ѳиванца павшаго, съ удлиненно-большими глазами,
съ шеей склоненною на бокъ, съ руками крестъ
накрестъ,
Вижу всю челядь земли за работой,
Вижу всѣхъ узниковъ въ тюрьмахъ,
Вижу людскiя тѣла земли съ недостаткомъ каким-нибудь,
Слѣпого, глухонѣмого, идiотовъ, горбатыхъ, объятыхъ бе-
зумiемъ,
Пиратовъ, воровъ, обманщиковъ, убiйцъ, рабовладѣльцевъ
земли,
Безпризорныхъ дѣтей, безпомощныхъ старцевъ и старыхъ
женщинъ.
Я вижу мужчину и женщину всюду,
Вижу ясное братство философовъ,
Вижу наклонность къ зодчеству, свойство расы моей,
Вижу, чего достигаетъ упорство и трудолюбiе расы моей,
Вижу разряды, цвѣта, варварства, цивилизацiи, прохожу
среди нихъ, мѣшаюсь въ нихъ безъ разбора,
И я привѣтствую всѣхъ обитателей земли.
11.
Ты, кто бъ ты ни былъ!
Ты, дочь или сынъ Англiи!
Ты, изъ мощныхъ Славянскихъ племенъ и имперiй!ты, Россъ
въ Россiи!
Ты, съ смутнымъ началомъ, Черный, съ душою божественной,
Африканецъ, высокiй, съ головою тонкой, съ бла-
городными формами, съ гордымъ удѣломъ на-
равнѣ со мной!
Ты, Норвежецъ! Шведъ! Датчанинъ! Исландецъ! Пруссакъ,
Ты, Испанецъ Испанiи! ты Португалецъ!
Ты, Французская женщина и Французъ Францiи!
Ты, Бельгiецъ, ты, возлюбившiй свободу Нидерландецъ! (родъ,
откуда я самъ происхожу;)
Ты, сильный Австрiецъ! ты, Ломбардецъ! Гуннъ! Богемецъ!
фермеръ Штирiи!
Ты, сосѣдъ Дуная!
Ты, рабочiй Рейна, Эльбы или Везера! ты, работница также!
Ты, Сардинецъ! Баварецъ! Швабъ! Саксонецъ! Валахъ! Бол-
гаринъ!
Ты, Римлянинъ! Неаполитанецъ! ты, Грекъ!
Ты, гибкiй матадоръ на аренѣ Севильи!
Ты, горецъ, живущiй беззаконно въ Тавридѣ или на Кавказѣ!
Ты, Бухарецъ, съ своимъ табуномъ, стерегущiй своихъ ко-
былицъ и кормящiй своихъ жеребцовъ!
Ты, съ тѣломъ красивымъ, Персъ, на полномъ скаку, съ
сѣдла, вонзающiй стрѣлы въ цѣль!
Ты, Китаецъ и Китаянка Китая! ты, Татаринъ Татарiи!
Вы, женщины земли, подчиненныя вашимъ обязанностямъ!
Ты, Еврей, въ старомъ возрастѣ странствующiй черезъ всѣ
опасности, чтобы стать однажды на почвѣ Сирiи!
Вы, другiе Евреи, ждущiе всюду, во всѣхъ краяхъ, вашего
Мессiю!
Ты, задумчивый Армянинъ, размышляющiй гдѣ-нибудь близъ
потока Евфрата! ты, глядящiй пристальнымъ
взглядомъ среди руинъ Ниневiи! ты, восходящiй
на гору Араратъ!
Ты, съ усталой походкой, пилигримъ, привѣтствующiй вста-
ющее издалека мерцанье минаретовъ Мекки!
Вы, шейхи, вдоль полосы отъ Суэца до Бабъ эль-Мандэба,
правящiе вашими семьями и племенами!
Ты, возроститель сливъ, холящiй плодъ свой на поляхъ На-
зарета, Дамаска или озера Тиверiады!
Ты, Тибетецъ, торгующiй по обширнымъ пространствамъ
внутри страны, или торгующiйся въ лавкахъ Лхассы!
Ты, Японецъ или Японка! ты, житель Мадагаскара, Цейлона,
Суматры, или Борнео!
Вы всѣ, что живете на материкахъ Азiи, Африки, Европы,
Австралiи, все равно, гдѣ бъ вы ни жили!
Вы всѣ, на бесчисленныхъ островахъ архипелаговъ Моря!
Вы всѣ столѣтiй, отсюда грядущихъ, когда вы меня услышите!
И вы, кто бы и гдѣ бы вы ни были, кого я здѣсь не озна-
чилъ, но кто наравнѣ мной включенъ!
Всѣмъ вамъ привѣт! добрая воля вамъ всѣмъ отъ меня и
отъ Америки!
Каждый изъ насъ неизбѣженъ,
Каждый изъ насъ безграниченъ—каждый изъ насъ съ пра-
вомъ своимъ на землѣ,
Каждый изъ насъ можетъ ставить вѣчныя цѣли здѣсь на
землѣ,
Каждый изъ насъ такъ же божествененъ здѣсь, какъ любой.
12.
Ты, Готтентотъ, съ своимъ говоромъ чмокающимъ! вы, орды
шерстовласыя!
Вы, тѣ, что являетесь собственностью, капли пота роняю-
щiе, или капли крови!
Вы, человѣческiя формы съ бездонными, вѣчно инымъ на-
печатлѣнными, ликами звѣрей!
Вы, бѣдные Кобу, на кого самый низкiй изъ всѣхъ осталь-
ныхъ смотритъ сверху внизъ, за вашу чуть брез-
жущую рѣчь и разумность!
Ты, карликъ по росту, житель Камчатки, Гренландецъ, Лап-
ландецъ!
Ты, Австралiйскiй негръ, нагой, красный и грязный, съ
отвислой губой, ощупью ползающiй, ищущiй пищи!
Ты, Кафръ, Берберiецъ, Суданецъ!
Ты, дикiй, и грубый, никемъ не наученный, Бедуинъ!
Вы, чумные рои въ Мадрасѣ, въ Нанкинѣ, въ Кабулѣ, въ
Каирѣ!
Ты, застигнутый ночью скиталецъ ночной Амазонiи! ты, Па-
тагонецъ! ты, Фиджи!
Не предпочту я другихъ передъ вами,
Не скажу противъ васъ ни слова, назадъ, уходите туда, гдѣ
вы находитесь,
(Вы придете ко мнѣ въ должное время, выйдя впередъ)!
13.
Мой духъ обошелъ въ соболѣзнованiи и въ рѣшимости вкругъ
всей Земли,
Я искалъ равныхъ и любящихъ, и нашелъ, что они для меня
готовы во всехъ краяхъ,
Я думаю, нѣкое дивное соотвѣтствiе уравняло меня съ ними.
Вы, туманы, я думаю, съ вами поднялся я, отодвинулся
прочь къ континентамъ далекимъ, и внизъ тамъ
упалъ, по причинамъ достаточнымъ,
Я думаю, съ вами я вѣялъ, о, вѣтры;
Вы, воды, я съ вами ощупалъ, съ вами перстами я пере-
бралъ каждый берегъ,
Я прошелъ черезъ все, что проходитъ любая рѣка и про-
ливъ этого шара,
Я выбрал себѣ упоръ на подножьи полуострововъ и на ска-
лахъ высокихъ, уступныхъ, чтобъ оттуда кричать:
Миру привѣтъ!
Въ тѣ города, куда проникаетъ свѣтъ и тепло, я проникаю
самъ въ тѣ города,
Всѣ острова, къ которымъ птицы взмахи свои направляютъ,
къ нимъ направляя свой взмахъ, я устремляю
свой путь.
Къ вамъ всѣмъ, во имя Америки,
Я устремляю, высоко и прямо подъятую, руку, я дѣлаю
знакъ,
Чтобъ послѣ меня онъ остался въ виду навсегда,
Для всѣхъ очаговъ и прибѣжищъ людей.
ПѢСНЬ ОТВѢЧАТЕЛЯ.
ПЕСНЬ ОТВЕЧАТЕЛЯ.
1.
Теперь внимайте утренней пѣснѣ моей, я возглашаю вамъ
знаменiя Отвѣчателя,
Городамъ и фермамъ пою я, въ то время какъ въ утреннемъ
свѣтѣ они предо мной простираются.
Ко мнѣ подходитъ юноша съ порученьемъ отъ своего брата,
Какъ узнаетъ юноша что и когда относительно своего
брата?
Скажите ему, чтобъ послалъ мнѣ знаменiя.
И вотъ я стою передъ юношей лицомъ къ лицу, и беру его
правую руку въ лѣвую руку мою, и беру его лѣ-
вую руку въ правую руку мою,
И я отвѣчаю за брата его и за людей, и за того, кто
чаетъ за всех, и вотъ посылаю знаменiя.
Его всѣ ждутъ, ему отдаются всѣ, его слово рѣшающее, и
окончательное,
Его принимаютъ всѣ, въ немъ существуютъ, купаясь какъ
въ свѣтѣ, въ немъ себя замѣчаютъ,
Его потопляютъ они, и онъ потопляетъ ихъ.
Красивые женщины, самыя гордыя страны, законы, карти-
ны природы, люди, животныя,
Земля съ своей глубиной и всѣ ея отличительности, и оке-
анъ безспокойный, (такъ возглашаю я пѣснь мою
утреннюю),
Все наслажденья и деньги и собственность, и все, что за
деньги можно купить,
Лучшiя фермы, другiе сажаютъ, работаютъ, онъ собираетъ,
Города благороднѣйшiе, самые пышные, другiе ихъ строятъ,
возводятъ, а онъ въ нихъ живетъ,
Нѣтъ ничего ни для кого иначе, какъ для него, близкое и
далекое все для него, корабли въ открытомъ морѣ,
Беспрерывныя зрѣлища и процессiи на сушѣ для него, если
только для кого-нибудь они.
Онъ уставляетъ вещи въ ихъ положенiях,
Онъ уставляетъ сегодня изъ самого себя, съ любовью, съ
пластичностью,
Онъ размѣщаетъ свои времена, воспоминанiя, родителей,
братьевъ, сестеръ, сочетанья людей, ихъ ремесла,
политику, такъ что другiе потомъ никогда ихъ
стыдиться не могутъ, и не могутъ на то при-
тязать, чтобы ими командовать.
Онъ Отвѣчатель,
Что отвѣчено можетъ быть, онъ на то отвѣчаетъ, что не
можетъ быть, онъ указуетъ, как, почему отвѣ-
чено тутъ быть не можетъ.
Человѣкъ есть властительный зовъ и вызовъ,
(Прятаться тщетно—слышите хохотъ и смѣхъ? слышите от-
звуки эхо, и въ эхо иронiю?).
Книги, дружбы, философы, жрецы, дѣйствiя, наслажденiе,
гордость возстаютъ и падаютъ, ища удовлетво-
ренья,
Онъ указуетъ удовлетворенье, и указуетъ тѣхъ, что ютъ и падаютъ.
Все равно, какой полъ, все равно, гдѣ мѣсто, и какое сейчасъ
время года, онъ быстро и нѣжно и смѣло можетъ
итти ночью и днемъ,
У него—ключъ сердецъ, и ему отвѣчаетъ ручка дверная,
когда прикоснется къ ней пальцами.
Желанность его всемiрна, потокъ красоты не больше жела-
ненъ, не больше всемiренъ, чемъ онъ,
Тотъ, къ кому онъ былъ днемъ благосклоненъ, съ кѣмъ
ночью онъ спалъ, благословенъ.
Каждое существованье имѣетъ свое нарѣчiе, каждая вещь
имѣетъ свое нарѣчье и рѣчь.
Онъ разрѣшаетъ всѣ языки въ свой собственный и даетъ
его людямъ, и каждый человѣкъ переводитъ, и
каждый себя самого переводитъ также.
Одна часть не противодѣйствуетъ другой, онъ соединитель,
онъ глядитъ, какъ они соединяются.
Онъ говоритъ безъ различья одинаковымъ тономъ: Какъ по-
живаете, другъ? обращаясь къ Президенту при
его выходѣ,
И говоритъ: День добрый, братъ, Бѣднягѣ, который киркой
расчищаетъ плантацiю сахара,
И оба его понимаютъ и знаютъ, что рѣчь его правильна.
Онъ идетъ въ капитолiй совершенно спокойно,
Онъ бродитъ въ Собранiи, где заседаютъ исполнители Воли
Народной, и одинъ изъ ея Представителей гово-
ритъ, обращаясь къ другому:Вотъ наш равный
приходитъ и новый.
Мастеровые потомъ считаютъ его мастеровымъ,
И солдаты предполагаютъ, что онъ солдатъ, и матросы, что
море ему извѣстно,
И писатели принимаютъ его за писателя, и художники за
художника,
И земледѣльцы видятъ, что могъ бы онъ съ ними землю
пахать и любить ихъ,
Все равно, какое бы ни было дѣло, онъ эту работу можетъ
исполнить, или ужь исполнилъ,
Все равно, какой бы ни былъ народъ, онъ могъ бы найти
въ немъ братьевъ своихъ и сестеръ.
Англичане считаютъ его изъ Англiйскаго рода и племени,
Еврею Евреемъ онъ кажется, Русскому Русскимъ, онъ при-
вычный и близкiй, ни отъ кого не далекъ.
На кого онъ ни взглянетъ въ кофейнѣ для странствующихъ,
тотъ его тотчасъ признаетъ своимъ,
Итальянецъ или Французъ въ немъ увѣрены, Нѣмецъ увѣ-
ренъ, Испанецъ увѣренъ, островитянинъ Куба-
нецъ увѣренъ,
Инженеръ, или палубный съ великихъ озеръ, или съ Миссис-
сиппи, или изъ Сан-Лоренса, или Сакраменто, или
Гудсонова залива, или съ Помэнока, призна́ютъ
его своимъ.
Джентльмэнъ чистой крови призна́етъ его чистокровность,
Хулиганъ, проститутка, разгнѣванный, нищiй себя узнаютъ
въ путяхъ его, онъ странно ихъ преображаетъ,
Вотъ уже больше не низки они, они едва узнаютъ себя,
такъ они выросли.
2.
Указанья и зарубка времени,
Совершенная здравость указуетъ на мастера между филосо-
фовъ,
Время, всегда безъ перерыва, указуетъ себя въ частях,
Что́ всегда указуетъ поэта, это толпа прiятныхъ и дружныхъ
пѣвцовъ, и слова ихъ,
Слова пѣвцовъ суть часы и минуты свѣта и тьмы, но слова
создателя поэмъ суть общiй свѣтъ и всеобщая тьма,
Создатель поэмъ установляетъ справедливость, дѣйтвитель-
ность,
безсмертiе,
Его глубокiй взглядъ внутрь и власть обнимаетъ всѣ вещи
и весь человѣческiй родъ,
Онъ слава и запись до этой строки, запись вещей и рода
людского.
Пѣвцы не рождаютъ, рождаетъ только Поэтъ,
Пѣвцы желанны, и ихъ понимаютъ, довольно часто являются,
но рѣдокъ былъ день, было рѣдко и мѣсто ро-
жденья создателя поэмъ, Отвѣчателя,
(Не каждый вѣкъ и не каждые пять столѣтiй содержали
подобный день, при множествѣ всѣхъ ихъ именъ).
Пѣвцы равномѣрно идущихъ часовъ различныхъ столѣтiй
быть можетъ имѣли явное имя, но каждое имя
такое есть имя пѣ
вцовъ,
Имя каждого есть пѣвецъ глазъ и красокъ, пѣвецъ слуха,
звуковъ, пѣвецъ размышленья, пѣвецъ сладко-
гласный, пѣвецъ тьмы и ночи, пѣвецъ для гости-
ной, пѣвец-чаровникъ, любовный пѣвецъ, или
что-нибудь въ этомъ родѣ.
Всѣ въ это время и во всѣ времена ждутъ словъ истинныхъ
поэмъ,
Слова истинныхъ поэмъ не просто лишь нравятся,
Поэты воистину суть не свита красоты, но священные вла-
дыки красоты;
Величье дѣтей есть явленье во внѣ величья матерей и от-
цовъ,
Слова истинныхъ поэмъ суть расцвѣтъ и конечный восторгъ
знанiя.
Божественный инстинктъ, широта и объемность взгляда, за-
конъ разума, здоровье, дерзость тѣла, отъеди-
ненность,
Веселость, солнечный загаръ, свѣжiй воздухъ, таковы суть
немногiя изъ словъ поэмъ.
Морякъ и путник, онъ ихъ держитъ въ основѣ своей, со-
здатель поэмъ, Отвѣчатель,
Зодчiй, геометръ, химикъ, анатомъ, френологъ, художникъ,
онъ всѣхъ ихъ имѣетъ въ основѣ своей, создатель
поэмъ, Отвѣчатель.
Слова истинныхъ поэмъ даютъ вамъ больше, чѣмъ поэмы.
Они даютъ вамъ, изъ чего вамъ создать для себя поэмы, ре-
лигiи, политику, войну, миръ, поведенiе, исторiю,
опыты, повседневную жизнь и всякую вещь
иную,
Они уравновѣшиваютъ разряды, цвѣта, расы, вѣрованья,
полъ въ его различьи,
Они красоты не ищутъ, ихъ ищутъ,
Касаясь ихъ, или за ними немедля, во вѣки вѣковъ идутъ
красота, стремленье, жажда истомная, любовная
боль.
Къ смерти они прiуготовляютъ, однако жь, они не конецъ, а
скорѣе начало,
Они никого не приводятъ къ предѣлу его, и не дѣлаютъ
полнымъ, довольнымъ,
Кого захотятъ, того уносятъ въ пространство, чтобъ смо-
трѣть на рожденiе звѣздъ и познать одно изъ зна-
ченiй,
Чтобы съ полною вѣрою въ путь устремиться, умчаться
врередъ по звеньямъ несчетнымъ, и больше по-
коя не знать никогда.
ПѢСНЬ ПЛОТНИЧЬЯГО ТОПОРА.
1.
Оружье нагое и стройное, синевата его бѣлизна,
Изъ глубинъ материнского чрева голова его взнесена,
Плоть изъ древа и кость изъ металла, членъ одинъ и губа
лишь одна,
Сѣро-синiй листъ въ красномъ жарѣ возросъ, рукоятка же
сѣменемъ малымъ дана,
Лежитъ на травѣ и трава подъ нимъ склонена,
Въ немъ упоръ, въ немъ опора дана.
Сильныя формы и свойства сильныхъ формъ, мужскiя реме-
сла, звуки и зрѣлища,
Многообразное шествiе, знаменья, музыка въ брызгахъ по
клавишамъ,
Органистъ, чьи персты проскользаютъ, играя отрывисто,
Звучитъ великiй органъ.
2.
Привѣтъ всѣмъ странамъ земли, каждой въ ея отдѣльности,
Привѣтъ странамъ сосны и дуба,
Привѣтъ странамъ лимона и фиги,
Привѣтъ странамъ золота.
Привѣтъ странамъ пшеницы и маиса и странамъ виноград-
ной лозы,
Привѣтъ странамъ сахара и риса,
Привѣтъ странамъ хлопка, и бѣлаго картофеля, и сладкаго
картофеля,
Привѣтъ горамъ, равнинамъ, пескамъ, лесамъ, прерiямъ,
Привѣтъ богатымъ надрѣчiямъ, плоскогорьямъ, разсѣлинамъ,
Привѣтъ безмѣрнымъ пастбищамъ, привѣтъ плодородной
почвѣ огородовъ, льну, меду, коноплѣ;
Привѣтъ не меньшiй, такой же, странамъ другимъ, жестко-
ликимъ,
Странамъ богатымъ, какъ страна золота, или пшеницы, или
плодовъ,
Странамъ копей, странамъ мужески-грубой руды,
Странамъ каменнаго угля, мѣди, свинца, олова, цинка,
Странамъ желѣза, странамъ, въ которыхъ творится топоръ.
3.
Чурбанъ близъ полѣнницы, къ нему прислоненный топор,
Лѣсная хижина, надъ входомъ лоза виноградная, простран-
ство, для сада расчищенное,
Неправильный легкiй стукъ капель дождя по листамъ послѣ
бури, уже убаюканной,
Время отъ времени стоны и жалобы, мысли о морѣ,
Помыслъ невольный о корабляхъ, въ бурю разбитыхъ, опро-
кинутыхъ набок, о сломленныхъ мачтахъ,
Чувство огромныхъ балокъ старинныхъ домовъ и амбаровъ,
Картина возставшая въ памяти, или разсказъ, странствiя
чрезъ приключенья, людей, семей и вещей,
Высадка изъ корабля, основанiе новаго города,
Путешествiе тѣхъ, кто искалъ Новой Англiи, и нашелъ ее,
почин гдѣ-нибудь,
Поселенье Арканзаса, Колорадо, Оттавы, Вилламеты,
Медленный ходъ впередъ, скудный обѣдъ, топор, ружье
и мѣшки сѣдельные;
Красота всѣхъ дерзновенныхъ, отважныхъ людей,
Красота лѣсныхъ людей и дровосѣковъ съ ихъ лицами ясными
и неприкрашенными,
Красота независимости, отбытья, дѣйствiй, что лишь на себя
опираются,
Презрѣнiе Американское къ статутамъ и церемонiямъ, без-
граничная нетерпѣливость при видѣ препонъ,
Вольный размахъ характера, чуянье общности въ нравахъ
случайныхъ, скрѣпленiе;
Мясникъ на бойнѣ, матросы на шхунахъ и шлюпкахъ, сплав-
щик плотовъ, пiонеръ,
Тѣ, въ чьемъ вѣдѣньи лѣсъ строевой, въ зимовкахъ своихъ,
Разсвѣтъ въ лѣсахъ, полосы снѣга на вѣткахъ деревьевъ,
случайный ихъ трескъ,
Ясный радостный звукъ вотъ-твоего голоса, веселая пѣсня,
природная жизнь въ лѣсахъ, работа сильнаго дня,
Яркiй ночью огонь, добрый вкусъ ужина, бесѣда, постель
изъ вѣтвей цикуты и изъ медвѣжьяго мѣха;
Домостроители, за своею работой, въ городахъ или гдѣ бы
то ни было,
Вся предварительность эта, съ рубанкомъ, съ оттесываньемъ,
наугольникъ, пиленье, пазы,
Подъемъ тяжелыхъ стропилъ, вдвиганiе ихъ на мѣста, ихъ
кладки рядами,
Вбиванье большихъ гвоздей, шипами, въ пазы, соотвѣт-
свенно с тѣмъ, какъ они приготовлены,
Удар деревяннаго молота и молотковъ, наклоненье людей,
изогнутiе членовъ ихъ,
Наклоненье, стоянье, сидѣнье на балкахъ верхомъ, вбиванiе
клина, держанье за столбъ и за скрѣпы,
Рука искривленная подъ подстропильною вязкой, другая
рука воздымаетъ топор,
Настилальщики пола, доски одну къ другой подгоняющiе,
чтобъ ихъ пригвоздить;
Положенья ихъ тѣлъ, когда опускаютъ они орудья свои на
подставки,
Отклики эхо, звучащiе черезъ пустое зданье,
Огромный складъ, возводимый въ городѣ, наполовину ужь
выстроенный,
Шесть строителей сруба, два въ серединѣ, и двое на каждомъ
конце, несущiе бережно на плечахъ своихъ тяжкое
бревно для поперечины,
Длинною линiей каменьщики, съ лопатами въ правой рукѣ,
быстро кладутъ боковую длинную стѣну въ двѣсти ша-
говъ отъ фасада ея до конца,
Гибкiя спины, въ склоненинъ ихъ и въ подъятьи, стукъ не-
прерывный лопатъ о кирпичъ,
Кирпичи, одинъ за другимъ такъ легко по-рабочему сложен-
ные, ихъ уровень удостовѣренъ ударомъ лопатки, ея рукояткой,
Груды матерiаловъ, известка въ корытахъ четырехугольныхъ,
постоянное ихъ наполненiе известкой, приносятъ ее
рабочiе;
Строители мачтъ на верфи, кишащiй рой подмастерiй уже
подросшихъ,
Размахъ топоровъ ихъ по дереву, четыреугольно-вырублен-
ному, выравниванье, чтобъ придать ему форму мачты,
Веселый короткiй хрустящiй звукъ стали, которую наискось
вогнали въ сосну,
Стружки, цвѣта масла, летящiя хлопьями, щепки летящiя,
Гибкое движенье мускулистыхъ юныхъ рукъ и бедръ въ лег-
кихъ одеждахъ,
Строитель верфей, мостовъ, плотинъ, переборокъ на кораблѣ,
плотовъ, преградъ для морей,
Городской пожарный, пожаръ, что внезапно вспыхнулъ въ
тѣсно составленной кучѣ домовъ,
Прибытье машинъ, и хриплые крики, выступленье быстрое
и дерзновенное,
Командъ сильный звукъ чрезъ пожарный рожокъ, выравненiе
въ линiю, вздыманье, паденiе рукъ, чтобъ воду
исторгнуть,
Тонкiе и спазматическiе, голубовато-бѣлые тамъ водометы,
батарея крюковъ и лѣстницъ, въ работѣ своей,
Трескъ и разломъ смежнаго сруба, трескъ и разломъ по-
ловъ, если огонь затаился подъ ними,
Толпа, что слѣдитъ, съ озаренными лицами, яркiй блескъ и
густыя тѣни;
Ковачъ у ковальной печи, и тотъ, кто за нимъ примѣняетъ
желѣзо,
Дѣлатель топора большого и малаго, и тотъ, кто желѣзо
паяетъ, и тотъ, кто его закаляетъ.
Выбиральщикъ, что дышитъ дыханьемъ своимъ на холодную
сталь и пробуетъ лезвее большимъ пальцемъ,
Тотъ, кто рукоятку выравниваетъ, и въ трубкѣ его укрѣ-
пляет.
Тѣневыя также процессiи лицъ, примѣнявшихъ желѣзо въ
минувшемъ,
Терпѣливые мастеровые первичные, строители и инженеры,
Далекое Ассирiйское зданiе и зданiе Мизры,
Римскiе ликторы, предшествующiе консуламъ,
Древнiй воитель Европы съ своимъ топоромъ въ бою,
Подъятая длань, стукъ ударовъ о голову въ шлемѣ,
Смертный ревъ, ослабѣвшее тѣло, споткнувшееся, устрем-
ленье, напоръ туда друга и недруга,
Осада, предпринятая вассалами возмутившимися, рѣшившими
добиться свободы,
Призывъ сдаться, выбиванiе замковыхъ вратъ, перемирiе,
переговоры,
Разграбленiе старого города во время его,
Наемники и изувѣры слѣпые, которые бурно въ своемъ без-
порядкѣ врываются,
Ревы, и пламя, и кровь, и пьянство, и сумасшествiе,
Имущества безъ зазрѣнiя совести разграбляемыя изъ домовъ
и храмовъ, пронзительные крики женщинъ, ухвачен-
ныхъ разбойниками,
Коварство и воровство мародеровъ, люди бѣгущiе, старцы
въ отчаянiи,
Адъ войны, жестокости вѣръ,
Листъ всѣхъ исполнительныхъ словъ и дѣянiй справедливыхъ
и несправедливыхъ,
Власть личности справедливой и несправедливой.
4.
Мускулъ всегда и отвага всегда.
Что жизнь укрѣпляетъ, то смерть укрѣпляетъ,
И мертвые такъ же идутъ впередъ, какъ живые идутъ впередъ,
И не болѣе то, что грядетъ, недостовѣрно, чѣмъ настоящее,
Потому что грубость земли и человѣка включаетъ въ себѣ
столько же, сколько деликатность земли и человѣка.
И не длится ничто, кромѣ личныхъ качествъ.
Что, полагаете вы, длится здѣсь?
Городъ великiй, вы полагаете, длится?
Или государство, въ которомъ кипитъ промышленность? или
конституцiя выработанная? или пароходы, наилучше
построенные?
Или гостиницы изъ гранита и желѣза? или какой-нибудь
шедевръ инженернаго искусства, форты, арсеналы?
Прочь! это все не можетъ быть лишь для себя самого любимо,
Это не наполняетъ свой часъ, танцоры танцуютъ, музы-
канты играютъ для нихъ,
Свершается зрѣлище, все довольно хорошо безъ сомнѣнья,
Все весьма хорошо, покуда не вспыхнетъ вызовъ.
Великiй городъ есть тотъ, въ которомъ величайшiе мужчины
и женщины,
Если это лишь нѣсколько жалкихъ лачуг, это все же ве-
личайшiй городъ во всемъ мiрѣ.
5.
Мѣсто, гдѣ городъ великiй стоитъ, не есть мѣсто раскинув-
шихся верфей, доковъ, фабрикъ, складовъ продуктовъ
только,
И не мѣсто, гдѣ непрерывно привѣтствуютъ вновь прибыва-
ющихъ, и гдѣ поднимаютъ свой якорь тѣ, кто отбы-
ваетъ,
И не мѣсто, гдѣ самыя высокiя и пышные зданiя, или лавки,
въ которыхъ продаются товары съ другихъ концовъ
земли,
И не мѣсто, гдѣ лучшiя библiотеки и школы, и не мѣсто,
гдѣ деньги въ наибольшемъ изобилiи,
И не мѣсто, гдѣ населенiе наиболѣе многочисленно.
Гдѣ городъ стоитъ съ наиболѣе мускулистою расой орато-
ровъ и бардовъ,
Гдѣ городъ стоитъ, который ими любимъ, и который ихъ
любит взамѣнъ, и ихъ понимаетъ,
Гдѣ нѣтъ никакихъ памятниковъ героямъ, кромѣ тѣхъ, что
въ общих словахъ и дѣлахъ,
Гдѣ бережливость на мѣстѣ своемъ, и благоразумiе на мѣстѣ
своемъ,
Гдѣ мужчины и женщины относятся къ законамъ легко,
Гдѣ рабы исчезаютъ, и гдѣ владыка рабовъ исчезаетъ,
Гдѣ населенiе сразу встаетъ на никогда не кончающуюся
дерзость избранныхъ,
Гдѣ яростные мужчины и женщины изливаются потокомъ,
как море на свистъ смерти изливаетъ свои сметающiя
и неразорванныя волны,
Гдѣ внѣшняя власть выступаетъ всегда за выступленiемъ
власти внутренней.
Гдѣ гражданинъ всегда есть глава и идеалъ, и Президентъ,
Мэр, Губернаторъ, и кто тамъ еще, суть лишь агенты
за плату,
Гдѣ учатъ дѣтей, чтобъ сами себѣ они были законами, и
лишь отъ себя зависѣли,
Гдѣ равенство душ изъясняется дѣлами,
Гдѣ размышленiя о душѣ поощряются,
Гдѣ женщины проходятъ въ народныхъ процессiяхъ по ули-
цамъ такъ же, какъ мужчины;
Гдѣ онѣ входятъ в собранiя общественныя и занимаютъ
мѣста такъ же, какъ мужчины;
Гдѣ стоитъ городъ самыхъ вѣрныхъ друзей,
Гдѣ стоитъ городъ чистоты половъ,
Гдѣ стоитъ городъ самыхъ здоровыхъ отцовъ,
Гдѣ стоитъ городъ матерей съ наилучшими тѣлами,
Тамъ стоитъ городъ великiй.
6.
Что за нищенскiй видъ аргументы имѣютъ предъ дѣянiемъ,
полнымъ вызова!
Какъ расцвѣтная пышность всего, что есть въ городахъ,
сморщившись ежится предъ взглядомъ мужчины или
женщины!
Все ждетъ или устраняется, пока не появится сильное су-
щество,
Сильное существо есть пробный камень расы и способности
вселенной,
Когда появляется сильный, будь то мужчина или женщина,
все материальное устрашено,
Споръ о душѣ прекращается,
Старые обычаи и фразы сопоставляются, ихъ опрокидываютъ
или отбрасываютъ!
Что теперь ваше скопленiе денег? что оно можетъ теперь?
Что теперь ваша почтенность?
Что теперь ваша теологiя, обученiе, общество, традицiи,
книги статутовъ?
Гдѣ теперь ваши слова о жизни?
Гдѣ крючкотворства ваши о душѣ?
7.
Бесплодный ландшафтъ покрываетъ руду, онъ такъ же хо-
рошъ, какъ любой, при всемъ его видѣ суровомъ,
Вотъ копь и вотъ рудокопы.
Плавильный горнъ здѣсь, расплавленъ металлъ, ковачи здѣсь
стоятъ со щипцами своими и молотами,
Что служило всегда, и что служитъ всегда, вотъ здѣсь,
Лучше его ничто не служило, оно служило всѣмъ,
Служило оно Греку съ текучимъ его языкомъ и умомъ утон-
ченнымъ, и задолго до Грека,
Служило при постройкѣ строенiй, что длятся дольше, чѣмъ
всѣе другiе,
Служило Еврею, Персу, самому древнему жителю Индустана,
Служило возводителю кургановъ по Миссиссиппи, служило
тѣмъ, чьи останки покоятся въ Центральной Америкѣ,
Служило Альбiоновымъ храмамъ, въ лѣсахъ или на равни-
нахъ, съ необдѣланными столбами и съ ихъ Друидами,
Служило искусственнымъ резсѣлинамъ, обширнымъ, высо-
кимъ, безгласнымъ, на покрытыхъ снегами высотахъ
Скандинавiи,
Служило тѣмъ, кто въ незапамятное время дѣлалъ на гра-
нитныхъ стѣнахъ грубые рисунки солнца, луны, звѣздъ,
кораблей, волнъ океана,
Служило путямъ вторженiй Готовъ, служило пастушескимъ
племенамъ и номадамъ,
Служило отдаленному Кельту, служило отважнымъ пиратамъ
Балтiйскаго моря,
Служило, прежде чѣмъ кому-нибудь изъ этихъ, почтеннымъ
и безобиднымъ людямъ Эѳиопiи,
Служило для дѣланiя руля на галерахъ, что строились для
удовольствiя, и на военныхъ судахъ,
Служило всѣмъ великимъ дѣламъ на сушѣ и всѣмъ вели-
кимъ дѣламъ на морѣ,
Среднимъ вѣкамъ и раньше Среднихъ вѣковъ,
Служило не только живымъ, какъ нынѣ, но также служило
и мертвымъ.
8.
Я вижу Европейского палача,
Онъ стоитъ въ маскѣ, одѣтый въ красное, съ огромными
ногами и сильными голыми руками,
И опирается на полновѣсный топоръ
(Кого убилъ ты только что, Европейскiй палачъ,
Чья это кровь на тебѣ такая мокрая и липкая?).
Я вижу ясные закаты мучениковъ,
Я вижу привидѣнiя, что сходятъ съ эшафотовъ,
Привидѣнiя умершихъ владыкъ, развѣнчанныхъ владычицъ,
обвиненныхъ сановниковъ, низложенныхъ царей,
Соперниковъ, измѣнниковъ, отравителей, застигнутыхъ зло-
счастiемъ вождей, и остальныхъ,
Я вижу тѣхъ, кто гдѣ бы то ни было умеръ за дѣло благое,
Семя скудно, однако посѣвъ никогда не растратится,
(Помните вы, о, цари чужеземные, о, священники, посѣвъ
никогда не растратится).
Я вижу, кровь смыта совсѣмъ съ топора,
Чисто его лезвее и чиста рукоятка,
Больше они не разбрызгиваютъ кровь Европейской
знати, не обнимаютъ больше шей цариц.
Я вижу, на эшафотъ ужь не восходятъ, онъ покрывается
плѣсенью, я больше не вижу на немъ топора,
Я вижу могучее дружеское знаменiе власти—моей собствен-
ной расы, самой новой и самой обширной расы.
9.
(Америка! я не восхваляю любовь мою къ тебѣ,
Я имѣю, что я имѣю!)
Скачетъ топор.
Плотный лѣсъ даетъ отзвукъ текучiй,
Катятся, мчатся впередъ выраженiя эти, встаютъ въ очер-
танiяхъ,
Хижина, шатеръ, пристань, вѣхи,
Цѣпь, плугъ, мотыка, ломъ, лопата,
Гонтъ, брусокъ, подпорка, стѣнная обшивка, косякъ, планки,
панель, щипецъ,
Крѣпость, потолокъ, залъ, академiя, органъ, домъ, выставки, библiотека,
Карнизъ, рѣшетка, колонна четыреугольная, балконъ, окно,
башенка, портикъ,
Кирка, грабли, вилы, карандашъ, повозка, посохъ, пила,
рубанокъ, деревянный молотъ, клинъ, рукоятка печат-
наго станка,
Стулъ, бочка, обручъ, столъ, калитка, флюгеръ, оконница,
Рабочiй ящикъ, сундукъ, струнный инструментъ, лодка,
срубъ, и чего еще нетъ,
Капитолiй Штатовъ, и капитолiй народа Штатовъ,
Длинные стройные ряды построенiй въ аллеяхъ, прибѣжища
для сиротъ или бѣдныхъ и больныхъ,
Пароходы и клипперъ а, измѣряющiе всѣ моря.
Видѣнья встают.
Видѣнiя всяческихъ примѣненiй топоровъ, и тѣхъ, что то-
поръ примѣняютъ, и всего, что съ ними въ сосѣдствѣ,
Дровосѣки, что рубятъ деревья, и тѣ, что сплавляютъ его
до Пенобскота или Кеннебека,
Жители хижинъ среди горъ, Калифорнiи или близъ малыхъ
озер, или вдоль теченья Колумбiи,
Тѣ, что на югѣ живутъ, на берегахъ рѣки Гили или Рiо
Гранде, сердечныя сборища, забавы, характеры,
Тѣ, что живутъ вдоль рѣки святого Лаврентiя, или на сѣ-
веръ въ Канадѣ, или по низовью, жители вдоль бере-
говъ, и жители вдали отъ прибрежiй,
Ловцы тюленей, китопромышленники, моряки полярные, про-
ламывающiе проходъ сквозь лед.
Видѣнья встают.
Видѣнiя мануфактуръ, арсеналовъ, плавиленъ и рынковъ,
Видѣнiя желѣзныхъ дорогъ, что идутъ въ два ряда,
Видѣнiя мостовъ съ поперечинами, обширные срубы, ряды
перекладинъ и своды,
Виденiя цѣлыхъ флотовъ, баржи, суда на буксирѣ, озерные
суда, и рѣчные, и тѣ, что каналы обслуживаютъ,
Верфи и доки сухiе вдоль Восточныхъ и Западныхъ морей,
и во многихъ бухтахъ, и въ глухихъ мѣстахъ,
Кильсоны изъ красного дуба, сосновые доски обшивныя,
деревья для мачтъ, кривизна колѣнная корневища ли-
ственницы,
Сами корабли на путяхъ своихъ, лѣса, что встали рядами,
рабочiе внутри, рабочiе внѣ, за работой,
Рабочiе инструменты, повсюду лежащiе, большой буравъ и
малое сверло, стругъ, стержень, шнуръ, наугольникъ,
долотъ и рубанокъ.
10.
Видѣнья встают.
Видѣнье того, что мѣряютъ, пилятъ, стругаютъ, соединяютъ,
раскрашиваютъ,
Виденiе гроба для мертвого, что будетъ лежатъ тамъ въ саване,
Видѣнiе того, что колонками стало, колонки кроватей, ко-
лонки кровати супруги, едва лишь обвѣнчанной,
Видѣнье корыта малого, видѣнье доски для качанья колы-
бели младенческой,
Видѣнье половъ, половицъ подъ ногой плясуновъ,
Видѣнье половицъ семейного дома, дома, исполненныхъ
дружбы, дѣтей и родителей,
Видѣнiе кровли дома счастливыхъ двоихъ, молодого муж-
чины и женщины, кровля надъ счастливо обвѣнчанными,
молодымъ мужчиной и женщиной,
Кровля надъ ужиномъ, что радостно приготовленъ цѣло-
мудренной женой, и радостно съѣденъ цѣломудрен-
нымъ мужемъ, довольнымъ послѣ работы дня.
Видѣнья встают.
Видѣнiе мѣста того, гдѣ находится узникъ въ судѣ, и того,
кто сидитъ на томъ мѣстѣ, она или онъ,
Видѣнiе стойки кабацкой, оперлись о которую юный пья-
ница вмѣстѣ съ пьяницей старымъ,
Видѣнiе лестницъ пристыженныхъ и гнѣвающихся оттого,
что ползучiе ступаютъ по нимъ шаги,
Видѣнье лукавой кушетки, и на ней нездоровая пара пре-
любодѣйная,
Видѣнье стола игрального съ его дьявольскими выигрышами
и проигрышами,
Видѣнье ступенекъ, по которымъ восходитъ изобличенный
и осужденный убiйца, самъ убiйца съ дикимъ лицомъ
и съ руками окованными,
Шерифъ и при немъ помощники, безмолвный народъ, по-
блѣднѣвшiя губы толпы, качанье веревки.
Видѣнья встаютъ.
Видѣнья дверей, что даютъ много входовъ и выходовъ,
Дверь, чрезъ которую быстро входитъ другъ послѣ долгой
разлуки,
Дверь, что впускаетъ добрыя вѣсти и вѣсти злыя,
Дверь, чрезъ которую выйдя, сынъ оставляетъ домъ свой
родной, спѣсивый и полный надежд.
Дверь, чрезъ которую входитъ онъ, послѣ долгаго безслав-
наго отсутствiя, сломленный, больной, безъ средствъ,
и безъ прежней невинности.
11.
Видѣнья встаютъ.
Она, эта тѣнь, охраняема меньше, чѣмъ когда-нибудь, и
однакоже больше, чѣмъ когда-нибудь,
Великая и загрязненная, движется она среди того, что ее не
дѣлаетъ грубою и загрязненной,
Она вѣдаетъ мысли, межь тѣмъ какъ проходитъ, ничто отъ
нея не сокрыто,
Не меньше она отъ того предупредительна или исполнена
дружбы,
Наибольше любима она, это безъ исключенья, нѣтъ у ней
основанiй бояться, и она ничего не боится,
Ссоры, божба и напѣвы, икотою прерванные, выраженiя
грязныя, это все для нее ничего, между тѣмъ какъ
проходитъ она,
Она безглагольна, и владѣетъ собой, и не властны они оскор-
бить ее,
Они ихъ прiемлетъ, какъ законы Природы прiемлютъ ихъ,
она—сильна,
Она тоже—законъ Природы,—нѣтъ закона сильнѣй, чѣмъ она.
12.
Основные видѣнья встаютъ.
Видѣнiе цѣльной Демократiи, сводка столѣтiй,
Видѣнья, всегда устремляющiе отъ себя другiя видѣнiя,
Видѣнiе буйныхъ мужественныхъ городовъ,
Видѣнiя друзей и созидателей очаговъ цѣлой земли,
Видѣнiя, обнимающiе звеньями всю землю, и связанные звень-
ями съ землей.
МОРСКIЕ НАНОСЫ
ИЗЪ КОЛЫБЕЛИ БЕЗКОНЕЧНО БАЮКАЮЩЕЙ.
Изъ колыбели безконечно баюкающей,
Изъ горла птицы-пересмѣшника, музыкальный челнокъ,
Изъ полночи Девятаго мѣсяца,
Надъ песками безплодными и полями, что тамъ вдали, гдѣ
ребенокъ, оставивъ постель свою, блуждалъ оди-
ноко, босой, съ головой обнаженной,
Внизъ изъ упавшаго свѣтлымъ дождемъ ореола,
Вверхъ изъ мистической этой игры тѣней, переплетающихся,
обнимающихся, какъ будто бы были они живыя,
Изъ массовыхъ пятенъ терновника и ежевики,
Изъ воспоминанiй о птицѣ, которая пѣла мнѣ,
Изъ воспоминанiй о тебѣ, грустный братъ, изъ этихъ пре-
рывистыхъ подъятiй и паденiй, которыя я слышалъ,
Изъ-подъ этой желтой половинной луны, поздно вставшей и
распухшей какъ будто отъ слезъ,
Изъ этихъ начальныхъ нотъ любви и томленья въ туманѣ,
Изъ тысячи отвѣтовъ моего сердца, никогда не кончающихся,
Изъ мирiадъ отсюда возникшихъ словъ,
Изъ слова сильнѣе и сладостнѣй, чѣмъ какое бѣ то ни было,
Изъ словъ такихъ, какъ они возникаютъ теперь при посѣ-
щенiи вновь этой сцены,
Какъ стая, щебечущая, взлетающая, или кверху проле-
тающая,
Проворно сюда устремившись, прежде чѣмъ всѣ исчезнуть,
Мужъ зрѣлый, но вотъ, въ силу этихъ слезъ, малый маль-
чикъ опять,
Бросившись здѣсь на песокъ, лицомъ предъ волнами,
Я, пѣвецъ страданiй и радостей, соединитель того, что здѣсь,
и грядущаго,
Берущiй всѣ указанья, чтобы ихъ примѣнить, но быстро за
нихъ убѣгающiй,
Воспоминанье пою.
Помэнокъ бывшихъ дней,
Когда въ воздухѣ былъ ароматъ сирени, и росла трава Пя-
того мѣсяца,
Вверху, на этомъ морскомъ берегу, въ терновомъ кустар-
никѣ,
Два пернатые гостя изъ Алабамы, два вмѣстѣ,
И гнѣздо ихъ, и четыре свѣтло-зеленыхъ яйца съ коричне-
выми крапинками,
И каждый день самецъ тутъ и тамъ пролеталъ, все близко,
И каждый день самка сидѣла въ гнѣздѣ, безгласная, съ
глазами блестящими,
И каждый день я, любопытный мальчикъ, никогда слишкомъ
близко, никогда не мѣшая имъ,
Осторожно смотря внимательнымъ взглядомъ, вбирая въ себя,
переводя.
Сiяй! сiяй! сiяй!
Низливай теплоту свою, солнце великое!
Пока мы здѣсь грѣемся, мы оба вмѣстѣ.
Оба вмѣстѣ!
Вѣтры вѣютъ на Югъ, вѣтры вѣютъ на Сѣверъ,
День бѣлымъ приходитъ, ночь черной приходитъ,
Дома, на рѣчкахъ, въ горахъ не дома,
Съ пѣсней все время, не помня о времени,
Пока мы оба здѣсь вмѣстѣ.
И вдругъ,
Быть можетъ убита, объ этомъ товарищъ не зналъ,
Въ полдень одинъ самка больше въ гнѣздѣ не сидѣла,
И послѣ полудня она не вернулась, ни день спустя,
И никогда уже больше не появилась.
Съ той поры все лѣто въ говорѣ моря,
И ночью подъ полною круглой луной в болѣе тихое время,
Надъ хриплымъ прибоемъ морскимъ,
Или порхая съ куста и на кустъ въ терновникѣ днемъ,
Я видѣлъ, я слышалъ, время отъ времени, одного, самца,
осиротѣлаго,
Одинокаго гостя изъ Алабамы.
Вѣй! Вѣй! Вѣй!
Вѣй, вѣтер моря, вдоль береговъ Помэнока!
Я жду и все жду, когда ты привѣешь мнѣ вѣяньемъ по-
другу
другу мою.
Да, когда звѣзды блистали,
Всю ночь на зубцѣ вѣхи, иззубренной мхами,
Внизу почти, среди волнъ съ ихъ захлестываньемъ,
Сидѣлъ одинокiй пѣвецъ, дивно рождая слезы.
Подругу свою онъ звалъ,
Онъ изливалъ значенiя, которыя знаю изъ всѣхъ людей
только я.
Да, братъ мой, я знаю,
Другiе того не могли бы, но я сохранилъ твою каждую ноту,
Ибо не разъ, о, не разъ, смутно скользя къ этой бухтѣ,
Безмолвный, избѣгая сiяющихъ лунныхъ лучей, сливаясь съ
тѣнями,
Отзывая теперь туманныя формы, отзвуки эхо, звуки и всѣ
очертанья различныя въ ихъ раздѣленьяхъ,
Неутомимо бѣлыя руки въ кипѣньи буруна кидая,
Я, съ ногами босыми, ребенокъ, съ волосами вѣтромъ раз-
метанными,
Долго и долго внималъ.
Баюкай! баюкай! баюкай!
Вплоть за волной другая волна нѣжно ее баюкаетъ,
И снова другая, опять набѣгаетъ, опять обнимаетъ и
каждая тѣсно къ другой,
Но меня любовь моя не баюкаетъ, нѣтъ, не баюкаетъ.
Низко нависла луна, встала она такъ поздно,
Медлитъ луна—отяжелѣла она, любовью навѣрно, лю-
бовью.
О, сумасшедшее море толкается въ сушу, еще,
Съ любовью, съ любовью.
О, ночь! не любовь ли моя, вонъ я вижу, порхаетъ и
вьется в кипѣньи буруна?
Что́ это тамъ за черная малая точка, я вижу, тамъ въ
бѣломъ?
Громко! громко! громко!
Громко тебя я зову, любовь моя!
Звонко и четко я устремляю мой голосъ впередъ надъ вол-
нами,
О, конечно должна ты узнать, кто здѣсь, кто здѣсь,
Ты должна знать, кто я, любовь моя.
Низко-нависшая луна!
Что́ тамъ за смутная точка въ тесной твоей желтизне?
О, это обликъ, обликъ подруги моей!
О, луна, не держи ее больше, не отнимай у меня.
Земля! земля! О, земля!
Куда бы я путь ни направилъ, о, я думаю, ты мнѣ могла
бы отдать назадъ подругу мою, еслибъ только
ты захотѣла,
Потому что почти я увѣренъ, что смутно я вижу ее,
куда бъ ни взглянулъ.
О, встающiя звѣзды!
Быть можетъ та, кого мнѣтакъ нужно, встанетъ
однажды, встанетъ съ одною изъ васъ.
О, горло! Дрожащее горло!
Яснѣе звени черезъ воздухъ!
Землю пронзай и лѣса,
Гдѣ-нибудь слушаетъ, слушаетъ, чтобы услышать тебя,
та, кого мнѣтакъ нужно.
Выбрасывай пѣсни!
Здѣсь одинокiя, пѣсни ночныя!
Пѣсни любви одинокой! пѣнiе смерти!
Пѣсни подъ этой замедлившей желтой ущербной луной!
О, подъ этой луной, гдѣ она наклоняется, падаетъ въ
самое море!
О, безрасудныя пѣсни, звуки отчаянья.
Но тише! тихонько, постой!
Я буду чуть слышно вздыхать,
И ты, многошумное хриплое море, помедли минутку,
Мнѣ кажется, гдѣ-то я слышалъ, мнѣ подруга моя отвѣ-
чаетъ,
Такъ слабо, я буду тихонько, я буду тихонько вниманть,
Но не умолкну совсѣмъ, а то она сразу не будетъ знать,
куда придти ко мне.
Сюда, любовь моя!
Здѣсь я! здѣсь!
Этимъ сдержаннымъ звукомъ о себѣ я тебѣ возвѣщаю,
Этотъ нѣжный призывъ для тебя, для тебя, любовь моя.
Пусть тебя никуда не заманятъ,
Вотъ это—свистъ вѣтра, это голосъ не мой,
Вотъ это—порханье, порханiе пѣны,
Вотъ это—тѣни листвы.
О, тьма! О, напрасно!
О, я истомился въ конецъ и скорблю.
О, смутный кругъ въ небесахъ возлѣ луны, упадающiй
внизъ на море!
О, отраженье смущенное въ морѣ!
О, горло! О, трепетное сердце!
Я пою безплодно, безплодно всю ночь.
О, прошлое! О, счастливая жизнь! О, пѣсни восторга!
Въ воздухѣ, въ чащѣ лѣсной, на поляхъ,
Любимый! любимый! любимый! любимый! любимый!
Но подруги моей больше нѣтъ, больше нѣтъ со мной.
Мы оба больше не вмѣстѣ.
Арiя падаетъ.
Все другое по прежнему длится, звѣзды сiяютъ,
Вѣтры вздыхаютъ и вѣютъ, безпрерывно звучатъ какъ клики
и отклики звуки птичьяго голоса,
Съ сердитою жалобой гнѣвная старая мать ворчитъ и все
жалуется,
На пескахъ Помэнока, сѣдая, шуршитъ на прибрежьи,
Желтый обликъ луны, половинный, возросшiй, изогнутый,
упадая, почти ужь касается облика моря,
Мальчикъ, объятый экстазомъ, волны играютъ ногами бо-
сыми его, волосами вѣтры играютъ,
Любовь взаперти была въ сердцѣ такъ долго, теперь нако-
нецъ на свободѣ, безумствуетъ, вырвалась,
Значенiе пѣсни, слухъ, душу, быстро являетъ,
Странныя слезы бѣгутъ по щекамъ,
Бесѣда, втроемъ, каждый рѣчь свою держитъ,
Нижнiй тонъ, мать древняя дикая плачетъ безостановочно,
Проноровляясь угрюмо къ душѣ этой дѣтской, въ шипѣньи
ему повѣствуя немного изъ тайнъ потонувшихъ,
Ихъ слушаетъ онъ, начинающiй бардъ.
Демонъ иль птица! (сказала душа ребенка),
Вправду ли это къ подругѣ своей ты поешь? или воистину
это ко мнѣ?
Ибо я, что мальчикомъ былъ, съ рѣчью, дремотой объятою,
нынѣ услышалъ тебя,
Въ мигъ единый теперь я узналъ, что́ я такое, я пробудился,
И ужь тысячи звонкихъ пѣвцовъ, тысячи пѣсенъ, громче,
звончѣй чѣмъ твои, и печальнѣе,
Тысячи откликовъ, звонко щебечущихъ, къ жизни возникли
во мнѣ, и вставъ, не умрутъ.
О, ты, одинокий пѣвецъ, поющiй самъ по себѣ, меня какъ
тѣнь означающiй,
Одиноко внимающiй тебѣ, никогда продолжать я твой голосъ
не перестану,
Ужь никогда не ускользну я, и отзвуки, отсвѣты,
Крики любви неутоленной никогда ужь не будутъ мнѣ чужды,
Никогда ужь меня не оставятъ быть тѣмъ мирнымъ ребен-
комъ, какимъ я былъ передъ этимъ в ночи,
У моря подъ желтой изгибной луной,
Вѣстникъ тогда пробудился, огонь, сладостный адъ внутри,
Потребность невѣдомая, мой удѣлъ.
О, дай мнѣ ключъ! (онъ гдѣ-то таится вотъ здѣсь в ночи),
Если столько дано мнѣ, дай мнѣ имѣть и больше.
Такъ слово! ибо я завоюю его!
Слово конечное, высшее слово изъ всѣхъ,
Утонченное, посланное — что это? — вотъ, я слушаю;
Вы его шепчете, вы все время его шептали, волны морскiя?
Такъ это оно съ вашихъ влажныхъ краевъ и песковъ омо-
ченныхъ?
На это отвѣтствуя море,
Безъ промедленiй, безъ торопливости,
Мнѣ шепнуло сквозь ночь, и явственно передъ разсвѣтомъ,
Пролепетало мнѣ тихое слово плѣнительное—смерть,
И снова смерть, смерть, смерть, смерть,
Съ мелодичнымъ свистомъ, не такъ, какъ птица, и не такъ,
какъ сердце мое, пробужденное сердце ребенка,
Но, продвигаясь каймой и какъ будто бы именно мнѣ ше-
лестя у ногъ моихъ,
Вползая оттуда упорно до слуха внимающаго и мягко меня
всего омывая,
Смерть, смерть, смерть, смерть, смерть.
Чего не забуду я,—
Но вотъ сливаю пѣсню моего смутнаго демона брата,
Которую мнѣ онъ пропѣлъ въ лунномъ свѣтѣ на прибрежьи
сѣдомъ Помынока,
Съ тысячью пѣсенъ отвѣтныхъ, взятыхъ мной наудачу,
Собственныхъ пѣсенъ моихъ, пробужденныхъ съ этого часа,
И съ ними ключъ, слово изъ волнъ,
Словно нѣжнѣйшей пѣсни и всѣ пѣснопѣнья,
Это плѣнительно-сильное слово, которое, къ ногамъ моимъ
подползая,
(Или какъ нѣкая старая нянька, что колыбель качаетъ,
всю въ свивальникахъ нѣжныхъ, ее къ сторонѣ
отклоняя),
Нашептало мнѣ море.
СЛЕЗЫ.
Слезы! слезы! слезы!
Въ одиночествѣ, ночью, слезы,
Что капля за каплей, на берегъ сѣдой, текутъ, ихъ впи-
ваетъ песокъ,
Слезы, слезы, нѣтъ ни звѣзды, все пустынно и вюду темно,
Влажныя слезы изъ глазъ, на закутанномъ чьемъ-то лицѣ,
О, кто этотъ призракъ? тотъ духъ, въ темнотѣ, въ слезахъ?
Какъ обрубокъ безформенный онъ, согнулся, сидитъ на
пескѣ?
И слезы, и вздохи, и муки, онъ задохся отъ криковъ бе-
зумныхъ;
О, буря, она собралась, возросла, и несется, и мчится по
отлогому берегу, вдоль!
О, дикая буря ночная, зловѣщая буря, съ вѣтрами—въ ней
отчаянье, въ ней изверженье!
О, тѣнь, какъ степенна она, какъ пристойна при свѣтѣ
дневномъ, съ спокойнымъ лицомъ и съ размѣрен-
нымъ шагомъ,
Но прочь уходящая ночью, поспѣшно, не видитъ никто,—
Тогда разрѢшенъ океанъ
Слезъ! слезъ! слезъ!
ПТИЦА-БОЕЦЪ.
(ФРЕГАТЪ).
Ты, спавшiй на бурѣ всю ночь,
Проснувшiйся весь обновленный на своихъ непомѣрныхъ
крылахъ,
(Гроза разразилась? Ты выше поднялся надъ дикой,
На тучѣ покоился, туча качала тебя, рабыня твоя баюкала),
Ты синяя точка теперь, далеко, далеко, на небѣ,
Плывешь,
Межь тѣмъ какъ на палубѣ здѣсь я слѣжу за тобой, вы-
плывая на свѣтлую полосу,
(Самъ—точка, лишь атомъ в плавучей пустынѣ мiровъ).
Далеко, далеко на морѣ,
Послѣ ночи съ свирѣпымъ приливомъ, усѣявшимъ берегъ
обломками,
Съ новымъ днемъ, какъ сегодня, счастливымъ и яснымъ,
Съ зарей возрастающе-розовой,
Съ ослѣпительнымъ солнцемъ, въ просторѣ лазурнаго чи-
стаго воздуха,
Ты тоже являешься вновь.
Ты, рожденный соперничать съ вихремъ (ты, вѣтеръ, всѣ
вѣтры),
Ты, готовый схватиться съ просторомъ небесъ, с урага-
номъ, съ землею и съ моремъ,
Ты, воздушный корабль, паруса никогда не роняющiй,
Дни, ночи, недѣли, безъ устали, прямо, впередъ, чрезъ про-
странства, чрезъ царства ты кружишься, мчишься,
Ты въ сумеркахъ былъ въ Сенегалѣ, ты утромъ въ Аме-
рикѣ,
Ты играешь межь вспыхнувшихъ молнiй и въ тучахъ гро-
рикѣ,
Въ нихъ, въ эти забавы, ты душу мою захвати, —
О, что бъ это былъ за восторгъ! твой восторгъ!
МОРСКОЙ ПОДВОДНЫЙ МIРЪ.
Морской подводный мiръ,
Лѣса на днѣ морскомъ, листы и вѣтви,
Морской латукъ, слои обширныхъ мховъ,
И странные посѣвы и цвѣты.
Густыя травы, мурава съ цвѣтками
Подобнымъ глазамъ, отверстья, щели,
Различные цвѣта, цвѣтъ блѣдно-сѣрый,
Зеленый, красный, бѣлый, золотой,
Игра и смѣна свѣта подъ водою,
Пловцы нѣмые, тамъ внизу межь скалъ,
Кораллы, клейковины, камыши,
И водоросли, и пловцовъ тѣхъ пища,
Лѣнивыя вездѣ существованья,
Одни, въ водѣ подвѣшены, пасутся,
Другiя жмутся, позаютъ по дну,
На глади Моря, пѣну выдувая
И воздухъ, проплываетъ кашалотъ,
И плавниками мощными играетъ,
Плыветъ свинцовоглазная акула,
Моржъ, черепаха, леопардъ морской,
Мохнатый, пробѣгаютъ рыбы-скаты,
Тамъ страсти, войны, племена, погони,
Тамъ зрѣнье есть въ глубинахъ океанскихъ,
Что дышутъ этимъ воздухомъ густымъ,
Какъ многiе подобное свершаютъ,
Отсюда перемѣна къ зрѣнью здѣсь,
И къ воздуху тончайшему, которымъ
Такiя дышутъ существа, какъ мы,
И перемѣна, шагъ отъ нашей сферы,
Въ иныя сферы, къ существамъ другимъ,
НОЧЬЮ ОДИНЪ НА ПРИБРЕЖЬИ.
Ночью одинъ на прибрежьи,
Межь тѣмъ какъ старая мать, распѣвая хриплую пѣсню,—
баюкаетъ чадо свое,
Я смотрю на блестящiя ясныя звѣзды, и думаю думу,—
гдѣ ключъ вселенныхъ и будущаго.
Смыкаютъ все обширныя подобья, всѣ сферы, что взросли
и не взросли, мiры большiе, малые, смыкаютъ
всѣ солнца, луны, и планеты,
Всѣ разстоянья мѣстъ, хотя бъ обширныхъ,
Всѣ разстоянья времени, всѣ формы, въ которыхъ духа
нѣтъ,
Всѣ души, всѣ живущiя тѣла, хотя бъ они всегда различны
были в мiрахъ различныхъ,
Все то, что происходитъ въ газахъ, влагѣ, растеньяхъ, ми-
нералахъ, между рыбъ, среди
звѣрей,
Смыкаетъ всѣ народы, всѣ краски, варваризмы, языки,
Всѣ тождества, какiя только были, иль могутъ возникать
на этомъ шарѣ,
Всѣ жизни, смерти, все, что было въ прошломъ, что въ
настоящемъ, въ будущемъ идетъ,
Обширныя подобiя скрѣпляютъ, всегда скрѣпляли все, и бу-
дутъ вѣчно
Скрѣплять, смыкать, держать все плотно, цѣльно.
У ДОРОГИ.
ЕВРОПѢ,
72 и 73 Годы Соединенныхъ Штатовъ.
Внезапно изъ ветхой и сонной берлоги,
Изъ душной берлоги рабовъ,
Какъ будто бы вспыхнула яркая молнiя,
Сама на себя удивляясь,
Ногой придавивши лохмотья и пепелъ,
И стиснувши руки на горлѣ владыкъ.
О, надежда и вѣра!
О, боль завершенiя жизней—всехъ техъ,
Кто былъ изгнан за то, что любилъ свою родину,
О, сколько, порвавшихся въ пыткѣ, сердецъ!
Вернитесь назадъ въ этотъ день,
И забейтесь для жизни свободной.
А вы, которымъ платятъ за услугу
Грязнить народъ, замѣтьте вы, лжецы:
Хотя несчетны были истязанья,
Убiйства и безчестность воровства
Въ извилистыхъ и самыхъ низкихъ формахъ, —
Хотя изъ тѣхъ, кто беденъ, выжимали
Достатокъ весь, грызя его какъ черви,—
Хоть обещанья с королевскихъ устъ
Нарушены, и тот, кто обѣщался,
Отмѣтилъ подлымъ смехомъ свой обѣтъ,—
И хоть во власти тѣхъ, кто былъ обиженъ,
Владыки были,—все жь свои удары
На нихъ еще не устремила месть,
И головы не срѣзаны у знати;—
Народъ презрѣлъ свирѣпости владыкъ,
Но мягкость милосердiя была,
Какъ дрожжи для погибели горчайшей,
И струсившiе деспоты вернулись.
Съ своей приходитъ каждый съ полной свитой,
При немъ—палачъ, святоша, вымогатель,
Солдатъ, законникъ, баринъ, и тюремщикъ,
И скофантъ.
А сзади всѣхъ ползет, глядите, призракъ,
Какъ бы туманъ, въ покровѣ бесконечномъ,
Лобъ, голова, и весь—въ багряныхъ складкахъ,
Лица и глазъ никто не видитъ,
Изъ всѣхъ одеждъ, изъ красныхъ одѣянiй,
Приподнятыхъ рукой, лишь палецъ видно,
Изогнутый, кривой, во всемъ подобный
Змѣиной головѣ.
Межь тѣмъ тела лежатъ въ могилахъ свѣжихъ,
Кровавыя тѣла погибшихъ юныхъ,
Веревка тяжко съ висѣлицы пала,
Летаютъ пули, принцы ихъ послали,
Приспешники властей хохочутъ,—
И это все должно явить свой плодъ.
Тѣла погибшихъ юношей, тѣла
Замученныхъ, повѣшенныхъ, сердца,
Пронзенные свинцомъ жестоко-сѣрымъ,
Теперь какъ будто холодны, недвижны,
Но невозможно ихъ убить.
Они вознесены святою смертью,
Они живут въ другихъ, такихъ же юныхъ,
Внемлите, короли,
Они живутъ въ другихъ, опять готовыхъ
На вызовъ вамъ.
Надъ каждымъ, кто убитъ былъ за свободу,
Надъ каждою подобною могилой,
Растетъ трава, которой имя — вольность,
И въ свой чередъ посѣет сѣмена,
И вѣтры разнесутъ ихъ для посѣвовъ,
Дожди, снѣга—кормильцы имъ.
Да, каждый духъ, котораго отъ тѣла
Освободитъ оружiе тирана,
Здѣсь будет, отъ земли онъ не уйдетъ,
Онъ будетъ проходить по ней незримо,
Шептать, предупреждать и торопить.
Свобода, пусть отчаются другiе,
Я никогда въ тебѣ не усомнюсь.
Домъ запертъ? И хозяина нѣтъ дома?
Пусть, все равно готовы будьте, ждите,
Онъ будетъ скоро, вѣстники его
Приходятъ вдругъ!
РУЧНОЕ ЗЕРКАЛО.
Держи его мрачно—гляди, что оно посылаетъ назадъ (кто
это? иль это ты?),
Снаружи—одежда нарядная, внутри—нечистоты и прахъ,
Нѣтъ больше блестящихъ глазъ, нѣтъ болѣе звучнаго го-
лоса, нѣтъ болѣе твердой походки,
Теперь взоръ унылый раба, руки, походка, и голосъ раба,
Дыханiе пьяницы, ликъ нездоровый обжоры, плоть сифи-
литика,
Легкiе тамъ внутри по кускамъ отгнивающiя,
Желудокъ больной, разъѣдаемый ракомъ,
Боль ревматизма въ суставахъ, кишки, набитыя мерзостью,
Темная кровь, что струится отравнымъ теченьемъ,
Вмѣсто словъ бормотанье, притупленный слухъ, осязанье,
Нѣтъ мозга; нѣтъ болѣе сердца, нѣтъ магнетизма пола;
Это изъ зеркала глянетъ въ зрачокъ, передъ тѣмъ какъ
отсюда уйдешь ты,
Такой конецъ такъ скоро—и послѣ такого начала!
БОГИ.
Любовникъ божественный, безупречный Товарищъ,
Ждущiй, незримый еще, но вполнѣ достовѣрный,
Будь моимъ Богомъ.
Ты, ты, о, Совершенный Человѣкъ,
Способный, свѣтлый, и красивый,
Довольный, любящiй,
Широкiй въ духѣ, завершенный в тѣлѣ,
Будь моимъ Богомъ.
О, Смерть, (ибо Жизнь свой чередъ остслужила),
Открыватель, привратникъ жилища небеснаго,
Будь моимъ Богомъ.
Сильнѣйшее, и лучшее, что вижу,
Что знаю, постигаю
(Чтобы разрушить оковы водъ стоячихъ, и тебя, освободить
тебя, Душа),
Будь моимъ Богомъ.
Всѣ помыслы великiе, стремленья
Народовъ, всѣ геройскiя дѣянья,
Свершенья восхищенныхъ, просвѣтленныхъ,
Будьте моими Богами.
Или Время и Пространство,
Иль форма дивная божественной Земли,
Иль что нибудь красивое, на что я
Гляжу, дивясь,
Или лучистый обликъ солнца,
Или звѣзда въ ночи,
Будьте моими Богами.
КОГДА УСЛЫХАЛЪ Я АСТРОНОМА УЧЕНАГО.
Когда услыхалъ я астронома ученаго,
Когда предъ собой увидалъ я дѣленья, фигуры, въ ко-
лоннахъ,
Когда дiаграммы увидѣлъ я, карты, сложенья, и мѣры,
Когда я сидѣлъ и слушалъ, какъ астрономъ говоритъ,
Въ аудиторiи лекцiю складно читаетъ, съ успѣхомъ большимъ,—
Какъ непостижно я сдѣлался скоро больнымъ и усталымъ,
Пока наконецъ я не всталъ и не выскользнулъ прочь,
Въ мистическiй влажный вохдухъ ночной,
Гдѣ время отъ времени
Глядѣлъ я, въ молчанiи полномъ, на звѣзды.
СОВЕРШЕНСТВА.
Лишь сами они понимаютъ себя и подобныхъ себѣ,
Какъ душу пойметъ лишь душа.
О, Я! О ЖИЗНЬ!.
О, я! О, жизнь! безконечно все тѣ же вопросы, въ своемъ
возвращеньи,
Безконечно ряды недостойныхъ, невѣрныхъ, города, что на-
биты глупцами,
Я самъ каждый мигъ самого себя упрекающiй (ибо кто же
глупѣе, чѣмъ я, и кто больше невѣренъ?),
Глаза напасно хотящiе свѣта, ничтожность и низость, без-
конечно борьба и борьба.
Убожество всѣхъ достиженiй, тупо идущiя, грязныя массы,
эта толпа вкругъ меня,
Пустые безплодные годы покоя, я съ этимъ со всѣмъ спле-
тенный,
Вопросъ, о, горе мнѣ! скорбный, повторный.—Что́ же во
всемъ этомъ добраго?
О, я! О, жизнь!
ОТВѢТЪ.
То, что ты здѣсь—что жизнь существуетъ и тождество,
Что могучее зрѣлище длится, и ты можешь пропѣть въ
немъ свой стихъ.
Я СИЖУ И ГЛЯЖУ.
Я сижу и гляжу на всѣ скорби мiра, на весь его гнетъ и
стыдъ,
Я слышу рыданья, припадокъ рыданiй, юношей полныхъ рас-
каянья, послѣ дѣлъ уже сдѣланныхъ,
Я вижу убогую жизнь старухи гонимой своими дѣтьми, уми-
рающей, полной отчаянья, исхудавшей, и скорбной,
Я вижу, какъ мужъ обращается дурно съ женой, я вижу,
какъ соблазнитель вовлекаетъ въ обманъ юныхъ
женщинъ,
Я вижу, какъ ревность и жжетъ и грызетъ, какъ любовь
безъ отвѣта старается спрятаться, я вижу все это
здѣсь на землѣ,
Я вижу, все то, что свершаютъ сраженья, чума, тираннiя,
узниковъ вижу и мучениковъ,
Я вижу голодъ на Морѣ, смотрю, какъ матросы жребiй бро-
саютъ, кто будетъ убитъ, чтобы жизни другихъ
сохранились,
Я вижу, какъ наглые люди заносчиво прижимаютъ рабочихъ,
тѣснятъ бѣдняковъ, и негровъѣ, и всѣхъ угне-
тенный,
Все это—всю эту низость и пытку, которой конца пѣть, я
все это взоромъ объемлю,
Вижу, слышу, молчу.
ЗВѢЗДА ФРАНЦIИ.
1870 — 1871.
О, Францiя, звѣзда,
Блистательность твоихъ надеждъ и силъ, и славы,
Как нѣкiй повелительный корабль,
Который велъ такъ долго цѣлый флотъ,
Сегодня кажется лишь выброскомъ, носимымъ
По волѣ бурь, лишь остовомъ безъ мачтъ,
Съ полупотопшимъ жалкимъ экипажемъ,
Съ толпой полубезумной,—нѣтъ руля,
Нѣтъ рулевого.
Во тьму упавшая звѣзда,
Ты шаръ не только Францiи одной,
Души моей, ея надеждъ завѣтныхъ,
Ты блѣдный символъ, ты восторгъ борьбы,
Священный жаръ свободы, дерзновенье,
Стремленье къ отдаленнымъ идеаламъ,
Ты сонъ о братствѣ, сонъ энтузiаста,
Ты ужасъ всѣхъ тиранов и святошъ.
Распятая звѣзда—ты продана,
Ты продана измѣнниками подло,
Звѣзда страданья надъ страною смерти,
Надъ краемъ героическимъ и страннымъ,
Надъ страстной, надъ фривольною страной.
О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. И за твои ошибки,
За суетность твою, и за грѣхи
Я нынѣ упрекать тебя не стану,
Огонь твоихъ терзанiй беспримѣрныхъ
Ихъ сжегъ, и ты освѣщена.
За то, что ты средь многихъ винъ своихъ
Всегда высокой цѣлью задавалась,
За то, что, как цѣна ни будь громадна,
Себя ты не хотѣла продавать,
За то, что съ горькимъ плачемъ ты проснулась
Отъ зелья одурманеннаго сна,
За то, что ты одна, как великанша,
Среди сестеръ,
Тѣхъ, кто тебя позорилъ, разорвала,
За то, что не могла ты, не хотѣла
И не носила принятыхъ цѣпей,—
Вотъ этотъ крестъ тебѣ, твой ликъ избитый,
Кровавость рукъ и язвы ногъ пронзенныхъ,
Копье, воткнутое въ тебя.
О, Францiя! Звѣзда, корабль разбитый,
Давно ужь одураченный—проснись,
Звѣзда, зажгись, корабль, найди дорогу!
Да, какъ корабль всего, сама Земля
Изъ хаоса кипучаго рожденья,
Созданье смертоноснаго огня,
Изъ мглы отравъ и судорогъ свирѣпыхъ,
Выходитъ въ красотѣ побѣды полной,
Такъ ты подъ Солнцемъ, путь свой начертавъ,
Плыви, корабль, раскрывши крылья.
Свершатся дни, растаютъ облака,
Распутанъ будетъ жесткiй трудный узелъ,
И высоко надъ Европейскимъ мiромъ
(Лицомъ къ лицу, черезъ просторъ морей,
Колумбiи отвѣтствуя побѣдно),
Твоя звѣзда, о, Францiя, опять,
Красивая звѣзда в вѣнцѣ лучистомъ,
Въ тиши небесной, ярче, въ новомъ блескѣ,
Зажжетъ бессмертный лучъ.
ЛАСКА ОРЛОВЪ.
Идя вдоль рѣки по дорогѣ (это утромъ мой отдыхъ, про-
гулка),
Я въ воздухѣ, тамъ, ближе къ небу, заглушенный услышалъ
звукъ;
Внезапная ласка орловъ, любовная схватка въ пространствѣ,
Сплетенiе вмѣстѣ высоко, сомкнутые сжатые когти,
Вращенiе, бѣшенство, ярость живого вверху колеса,
Четыре могучихъ крыла, два клюва, сцѣпленiе массы,
Верченье, круженье комка, разрывы его и увертки,
Прямое паденiе внизъ, покуда, застывъ надъ рѣкою,
Два вмѣстѣ не стали одно, въ блаженномъ мгновеньи за-
тишья,
Вотъ, въ воздухѣ медлятъ они въ недвижномъ еще равно-
вѣсьи,
Разлука, и втянуты когти, и вотъ они, медленно, снова
На крѣпкихъ и вѣрныхъ крылахъ, вкось, въ разномъ отдѣль-
номъ полетѣ,
Летятъ, онъ своею дорогой, своею дорогой она.
ХОЖДЕНIЯ В МЫСЛИ.
(Послѣ чтенiя Гегеля).
Въ мысли своей проходя по Вселенной, я видѣлъ, что ма-
лость
Имя чье—Благо, упорно стремится къ безсмертью,
Все же обширное, имя чье—Зло, поспѣшаетъ
Быть поглощеннымъ и мертвымъ, погаснуть, исчезнуть.
КАРТИНА ФЕРМЫ.
Гумно, открыта дверь широкая овина,
И видно пастбище, на немъ рогатый скотъ,
Пасутся лошади, подъ солнечнымъ сiяньемъ,
А тамъ туманъ, и ширь, и дальнiй горизонтъ.
БѢГУНЪ.
На плоской дорогѣ бѣжитъ, искусившiйся въ бѣгѣ, бѣгунъ,
Онъ тонокъ, и жилистъ онъ весь, у него мускулистыя ноги,
Онъ одѣтъ легко, и при бѣгѣ наклоняется тѣломъ впередъ,
И кисти его слегка сжаты, и руки немного приподняты.
КРАСИВЫЯ ЖЕНЩИНЫ.
Женщины ходятъ, сидятъ, молодыя и старыя,
Молодыя красивы—красивѣе старыя юныхъ.
МАТЬ И ДИТЯ.
Я вижу, дитя задремало, какъ въ гнѣздѣ, на груди мате-
ринской,
Мать и ребенокъ спятъ—о, долго я ихъ изучаю.
МЫСЛЬ.
Послушанiя, вѣры, и склейки;
Я стою въ сторонѣ и гляжу, я глубоко растроганъ при
видѣ, что сонмы людей повинуются голосу тѣхъ,
кто не вѣритъ въ людей.
СКОЛЬЗЯ ПО ВСЕМУ, ЧЕРЕЗЪ ВСЕ.
Скользя по всему, черезъ все,
Чрезъ Природу, Пространство, и Время,
Какъ корабль, по водамъ приближающiйся.
Скитанья души—не жизнь одну,
Смерть, смерти многiя буду я пѣть.
НЕ ПРИХОДИЛЪ КЪ ТЕБѢ НИ РАЗУ ЧАСЪ ПРОСВѢТА.
Не приходилъ къ тебѣ ни разу часъ просвѣта,
Божественный, внезапный, быстрый проблескъ,
Порвавши вдругъ всѣ пузыри—обычай,
Богатство, торопливость важныхъ дѣлъ,
Политику, любви, искусство, книги—
До полноты небытiя?
СТАРЫЕ ЛЮДИ.
Я вижу въ васъ устье рѣки, что ростетъ, расширяется
Вливаясь въ великое море.
МѢСТА И ВРЕМЕНА.
Мѣста и времена—что есть во мнѣ такое,
Что всюду и всегда я имъ иду навстрѣчу,
Когда бы, гдѣ бы,—всюду дома?
Цвѣта, сгущенiя, и запахи, и формы—
Что́ есть во мнѣ, связующее съ ними,
Въ чемъ наша связь?
УДАРЫ БАРАБАНА.
ГРОМЧЕ УДАРЬ, БАРАБАНЪ.
Громче ударь, барабанъ!—Трубы, трубите, трубите!
Въ окна и въ двери ворвитесь—съ неумолимой силой,
Въ храмъ во время обѣдни—пусть всѣ уйдутъ изъ церкви,
Въ школу, гдѣ учится юноша, силою звуковъ ворвитесь,
Жениху не давайте покоя—не время теперь быть съ невѣстой,
Возмутите мирнаго пахаря, который пашетъ и жнетъ,
Гремите сильнѣй, барабаны—громче, сильнѣе ударьте,
Рѣзкiя трубы, трубите—звучи намъ, призывный рогъ!
Громче ударь, барабанъ!—Трубы, трубите, трубите!
Над суетой городовъ—над уличнымъ шумомъ и грохотомъ.
Постели готовы для спящихъ, чтобъ спать эту ночь въ
домахъ?
Не надо, не нужно, чтобъ спящiе спали въ постеляхъ своихъ.
Торговцы торгуют? Не надо, не нужно теперь торгашей,
Ораторъ еще не умолкъ? пѣвецъ будетъ пѣть, пожалуй?
Въ судѣ адвокатъ защищаетъ дѣло свое предъ судьей?
Скорѣй же, скорѣй, барабаны,—рассыптесь гремящею дробью,
Пронзительно, трубы, трубите—звучи намъ, призывный рогъ!
Громче ударь, барабанъ!—Трубы, трубите, трубите!
Переговоровъ не надо—разубѣжденiя прочь,
О боязливомъ не думать—о слезахъ и моленьяхъ не думать,
О старикѣ, умоляющем юношу, помыслы прочь,
Голосъ ребенка да смолкнетъ, зовъ материнскiй да смолкнетъ,
Ждущiе похоронъ трупы, пусть даже вздрогнутъ они,
Страшную вѣсть возвѣстите боемъ своимъ, барабаны,
Съ воплемъ трубите намъ, трубы,—звучи намъ, призывный
рогъ!
ПѢСНЬ РАЗСВѢТНОГО ЗНАМЕНИ.
Поэтъ.
О, новая пѣснь, свободная пѣснь,
Ты бьешься, ты бьешься, ты бьешься, ты бьешься,
Зовы тебя порождаютъ и четкий напевъ голосовъ,
Голосъ вѣтра и зовъ барабана,
Голосъ знамени, голосъ ребенка, и голосъ моря, и голосъ
отца,
Низко здѣсь на землѣ и высоко тамъ въ воздухѣ,
На землѣ, гдѣ стоятъ отецъ и ребенокъ,
И въ воздухѣ вышнемъ, куда глаза устремляются,
Гдѣ бьется разсвѣтное знамя.
Слова! Что́ вы, мертвыя книжности?
Нѣтъ больше словъ, ибо глядите и слушайте:
Пѣсня моя здѣсь звучитъ на открытомъ воздухѣ,
Я долженъ петь вместе со знаменемъ, съ браннымъ стя-
гомъ.
Скручу я струну и вкручу въ нее
Желанье мужчины, желанье ребенка, я вкручу ихъ въ нее,
Жизнью струну я наполню.
Я вмещу въ нее яркий конецъ штыка,
Я вкручу въ нее пули и свистъ картечи
(Как тотъ, кто несетъ угрозу и символъ далеко въ грядущее,
Съ голосомъ трубнымъ крича:Пробудитесь, возстаньте!
Пробудитесь,возстаньте!);
Я стихъ изолью съ потоками крови, полный волненья и ра-
дости,
Стихъ текучiй, иди же скорѣе, соперничай
Со знаменемъ, знаменемъ бранным.
Знамя.
Сюда, ко мнѣ, пѣвецъ, пѣвецъ,
Сюда, ко мнѣ, душа, душа,
Сюда, ко мнѣ, ребенокъ малый,
Мы будемъ въ облакахъ носиться,
Съ вѣтрами будемъ мы играть,
Съ вѣтрами будемъ мы кружиться,
Съ безмѣрнымъ свѣтомъ веселиться.
Ребенокъ.
Отецъ, скажи, что́ тамъ въ небѣ манитъ меня длиннымъ
пальцемъ,
И что это мнѣ въ то же время говоритъ, говоритъ?
Отецъ.
Ничего, дитя, ты не видишь въ небѣ,
Посмотри, тамъ въ домах, сколько яркихъ вещей,
Открываются лавки мѣняльныя,
Посмотри, приготовилось сколько повозокъ,
Чтоб ползти среди улицъ съ товарами;
Сколько цѣнности въ нихъ, и труда сколько вложено,
Как желаетъ ихъ вся земля.
Поэтъ.
Свѣжимъ и розово-краснымъ солнце восходитъ все выше,
Море въ дали голубой плыветъ и бѣжитъ и плыветъ,
Вѣтеръ над лономъ морскимъ веетъ, стремится к земле,
Вѣтеръ сильный идетъ съ Запада, съ Юго-запада,
Пѣной молочно-бѣлой играетъ надъ гранью водъ.
Но я-то не море и не красное солнце.
Я не вѣтеръ съ ребяческимъ смѣхомъ его,
Я не вѣтеръ безмѣрный, который крѣпчаетъ,
Я не вѣтеръ, который и хлещетъ и бьетъ,
Но я тотъ, кто незримый приходитъ, поетъ,
Прихожу и пою, и пою, и пою.
Я тотъ, кто лепечетъ въ ручьяхъ и въ дождяхъ.
Я птицамъ извѣстенъ въ поляхъ и лѣсахъ,
Онѣ мнѣ щебечутъ и утромъ и вечеромъ,
Я тотъ, кто извѣстенъ прибрежнымъ пескамъ,
И знаютъ шипящiя волны меня,
И знамя и бранное знамя,
Что мечется, бьется вверху.
Ребенокъ.
Отецъ, да оно живое,
Как тамъ много людей—тамъ дѣти,
Вотъ, мнѣ кажется, вижу, оно
Говоритъ съ своими дѣтьми,
Я слышу—оно говоритъ и со мной.
Какъ это волшебно!
О, оно расширяется, быстро растетъ, Отецъ,
Оно покрываетъ все небо!
Отецъ.
Перестань, перестань, глупый мальчикъ,
То, что ты говоришь, печалитъ меня,
И мнѣ очень не нравится;
Смотри съ другими, опять говорю,
Смотри не вверхъ, на знамена,
Взгляни, мостовая какая внизу,
И замѣть, какъ прочны дома.
Знамя.
Говори съ ребенкомъ, пѣвецъ,
Говори всѣмъ дѣтямъ на Югъ и на Сѣверъ,
Все забудь, укажи этотъ день,
Я вьюсь, развѣваюсь по вѣтру.
Поэтъ.
Я вижу не эти лишь полосы знамени,
Я слышу раскатные топоты армiй,
И слышу я окликъ, зоветъ часовой;
Я слышу ликующiй вопль миллiоновъ,
Я слышу Свободу въ воззваньяхъ людей,
Гремятъ барабаны, безумствуютъ трубы,
Я самъ между ними—возсталъ, и лечу,
Я вольная птица лѣсовъ и утесовъ,
Я вольная птица морей,
Съ высотъ я взираю, на крыльяхъ, на крыльяхъ,
И мнѣ ли плѣнительный мир отвергать!
Я вижу безчисленность пашенъ, амбары,
Я вижу работы, я вижу рабочихъ,
Я вижу несчетность телѣгъ и телѣгъ,
Я вижу, я слышу, летятъ паровозы,
Я вижу огромные мощные склады,
Я вижу на Западѣ груды зерна,
Над нимъ, задержавшись, я рѣю,
Я вижу на Сѣверѣ лѣсъ строевой,
И вновь я на Югѣ, и всюду работа,
Окинувши целое зоркимъ оглядомъ,
Я вижу, какъ цѣнны сбиранья и жатвы,
Я вижу, что́ значитъ единство великихъ,
Надменныхъ, въ единое слитыхъ, владѣнiй
(А сколько ихъ будетъ еще!),
Я крѣпости вижу надъ гуломъ портовымъ,
Приходятъ, уходятъ, плывутъ корабли,
И все же, и все же, над всѣмъ этимъ мiромъ
Подъемлю я малое длинное знамя,
Возникшее въ видѣ меча!
Проворно летитъ оно, мечется, бьется,
Войну указуя и вызовъ,
Мой стягъ уже поднятъ надъ глыбами зданий,
Грозитъ лезвiемъ это звѣздное знамя,
Прочь миръ отъ земли и воды!
Знамя.
Все громче и громче, сильнѣе, смѣлѣе,
Все дальше и дальше, певецъ!
Пронзи своимъ голосомъ воздухъ,
Не мир и богатства показывай дѣтямъ,
Довольно об этомъ, мы ужасомъ будемъ,
Теперь ужь мы ужасъ, теперь мы рѣзня!
Что значитъ обширность, надменность владѣнiй,
Ихъ пять или десять, ихъ сколько, ихъ сколько?
И сколько тамъ складовъ и лавокъ мѣняльныхъ?
Все, все это наше, всѣ земли, всѣ воды,
И море, и рѣки, и нивы, и долы,
Для насъ паруса кораблей,
Для насъ эта ширь многотысячноверстная,
Для насъ города съ многолюднымъ ихъ грохотомъ,
Для насъ миллiоны людей,—
О, бардъ, ты — и въ жизни и въ смерти—верховный,
Смотри, мы высоко, мы бранное знамя,
Такъ пой же не только для этого дня,
На тысячу лѣтъ спой теперь эту пѣсню,
Для малой, для дѣтской души!
Ребенокъ.
О, Отецъ, я домовъ не люблю,
Никогда ихъ любить не буду,
И монеты не нравятся мнѣ,
Но хотѣлъ бы подняться я вверхъ,
Отецъ, мой отецъ, это знамя люблю я,
Я хотѣлъ бы и долженъ стать знаменем.
Отецъ.
Мальчикъ родной, ты тревогой меня исполняешь,
Этимъ знаменемъ быть—слишкомъ было бы страшно,
Мало ты знаешь о томъ, что́ такое сегодняшнiй день,
И что́ послѣ сегодня, всегда, навсегда,
Здѣсь выгоды нѣтъ никакой,
А опасность на каждомъ шагу,
Выйти во фронтъ и стоять передъ битвами—
И какими еще!—
Что́ у тебя съ ними общаго?
Со страстями неистовыхъ, съ этой рѣзней, съ преждевремен-
ной смертью?
Знамя.
Такъ вотъ, я пою эту смерть и неистовыхъ,
Все сюда, да, всего я хочу.
Я, бранное знамя, подобное видомъ мечу!
Новый восторгъ, исступленный,
И стремленья дѣтей, этотъ лепетъ ихъ,
Со звуками мирной земли я солью,
И съ влажными всплесками моря,
Корабли, что на морѣ сражаются въ дымѣ,
И льдяность холоднаго дальняго Сѣвера,
Съ шелестѣньями кедровъ и сосенъ,
И дробь барабановъ, и топотъ идущихъ солдатъ,
И Югъ съ его солнцемъ горячимъ,
И бѣлые гребни заливной волны
Береговъ Востока и Запада,
И все, что замкнуто межь ними,
Водопады и рѣки бѣгущiе,
И горы, и поле, и поле, и лѣсъ,
О, весь материкъ въ его цѣлости,
Без забвенья малѣйшего атома,
Все сюда, что поетъ, говоритъ, вопрошаетъ,
Все сюда, мы вберемъ и сольемъ это все,
Мы хотимъ, мы возьмемъ, мы беремъ, мы поглотимъ,
Довольно улыбчивыхъ губъ
И музыки словъ поцѣлуйныхъ,
Изъ ночи возставши для дѣла благого,
Теперь ужь не вкрадчиво мы говоримъ,
А какъ во́роны каркаемъ въ вѣтрѣ!
Поэтъ.
Крѣпнетъ все тѣло мое,
Жилы мои расширяются,
Все ясно теперь для меня!
Знамя, какъ ширишься ты, приближаясь изъ ночи,
Я тебя воспѣваю надменно,
Я тебя возглашаю рѣшительно,
Я прорвался, и нѣтъ больше путъ,
Слишкомъ долго я глухъ былъ и слѣпъ,
Мой голосъ ко мнѣ возвратился,
Мой глаз и мой слухъ утончились,
Ребенокъ ихъ мнѣ возвратил!
Я слышу, о, бранное знамя,
Твой насмѣшливый зовъ съ высоты,
Безумный! безумный! О, знамя,
Но я же тебя пою!
О, да, ты не тишь домовъ,
Ты не пышность и тяжесть богатства,
Возьми здѣсь любой из домовъ,
Коли хочешь, любой здѣсь разрушь,
Ты ихъ разрушать не хотѣло,
Но развѣ имъ можно стоять,
Хоть часъ, если ты не надъ ними?
О, знамя, не цѣнность ты вещи,
Тебя не купишь на деньги,
Но что́ мнѣ всѣ внѣшности жизни,
Что́ пристани мнѣ съ кораблями,
Вагоны, машины, машины,—
Тебя лишь отсюда я вижу,
Изъ ночи, но съ гроздьями звѣздъ!
Ты свѣта и тьмы раздѣлитель,
Ты воздухъ вверху разрѣзаешь,
Ты солнечнымъ блескомъ согрѣто,
Ты мѣряешь пропасть небѣсъ!
Въ то время, какъ дѣльные—съ дѣломъ,
Толкуют—про дѣло, про дѣло,
Ребенку ты вдругъ полюбилось,
Ребенокъ увидѣлъ тебя!
О, ты, верховодное знамя,
О, стягъ боевой и змѣиный,
Въ выси недоступной змѣею
Ты вьешься и ты шелестишь!
Ты образ, ты только идея,
Но кровь будетъ здѣсь проливаться,
И яростно будутъ сражаться,
И какъ ты возлюблено мной!
Над всѣми и всѣхъ призывая,
И всѣми державно владѣя,
Ты вьешься, разсвѣтное знамя,
Являя намъ звѣздный свой лик!
всѣхъ я и все оставляю,
И вижу лишь бранное знамя,
И знамя одно воспѣваю,
Которое въ вѣтрѣ шумит!
ДАЙ МНѢ БЕЗМОЛВНОЕ ЯРКОЕ СОЛНЦЕ.
1.
Дай мнѣ безмолвное яркое солнце со всѣми лучами его
ослѣпительными,
Дайте мнѣ сочный осеннiй плодъ, спѣлый и красный изъ
сада,
Дай мнѣ поле съ нескошенной свѣжей травой,
Дайте мнѣ дерево, дай мнѣ лозу на рѣшеткѣ,
Дайте мнѣ свѣжую рожь и пшеницу, дайте животных, дви-
женьями ясными учащихъ насъ быть довольными,
Дайте мнѣ ночи, ночи спокойныя, какiя бывают на ровныхъ
возвышенностяхъ,
Близъ Миссисиппи, и дайте смотрѣть мнѣ на звѣзды,
Дайте мнѣ садъ, что душистъ на зарѣ от красивыхъ цвѣ-
товъ, гдѣ бы могъ я бродить безъ помѣхи,
Дайте въ супружество мнѣ женщину съ нѣжнымъ дыханьемъ,
отъ которой не могъ бы устать я,
Совершенного дай мнѣ ребенка, прочь от шумнаго мiра
дайте уйти в деревенскую тихую жизнь,
Дайте мнѣ пѣть—щебетать для себя самого внезапно рожден-
ныя пѣсни,
Уединенье мнѣ дайте, дайте Природу мнѣ, дай мнѣ, Природа
свои первобытныя здравiя!
Это прошу я, и это хочу я имѣть (утомясь безпрерывнымъ
волненьемъ, измученный битвой-войной).
Этого требую я, неустанно объ этомъ взываю, изъ сердца
крича своего,
Межь тѣмъ какъ, прося неустанно, я къ Городу льну моему,
День изо дня, и за годомъ годъ, о, Городъ, идя, проходя
твои улицы,
Гдѣ ты все еще держишь покуда меня, и не хочешь меня
отпустить,
Но зато насыщаешь меня и богатою дѣлаешь душу, давая
мнѣ лица и лица,
(О, я вижу, при видѣ того, отъ чего я хотѣлъ ускользнуть,
Ставши лицомъ къ лицу, отвергнувши крики свои,
Я вижу, душа моя топчетъ то, о чемъ сама же просила).
2.
Возьмите себѣ безмолвное яркое солнце,
Держи при себѣ, Природа, лѣса свои, и тихiе долы возлѣ
лѣсовъ,
Держи при себѣ поля клевера, ржаныя поля и сады,
И поля цвѣтущей гречихи съ жужжащей пчелою девятаго
мѣсяца;
Дайте мнѣ лица и улицы—дайте мнѣ эти фантомы несчетные,
Безпрерывно идущiе вдоль тротуаровъ,
Дайте мнѣ видѣть несчетность глазъ—дайте женщинъ—това-
рищей, любящихъ, тысячами.
Дайте мнѣ видѣть новыхъ людей каждый день—
За руку новыхъ людей держать каждый день!
Дайте такiя мнѣ зрелища—улицы дайте !
Дайте Broadway, по которой проходятъ солдаты подъ звукъ
барабановъ и трубъ!
(Роты солдатъ и полки—иные въ походъ уходящiе,
Безстрашные, полные бодрости—другiе, отбывши свой срокъ,
Въ рядахъ порѣдѣвшихъ домой приходящiе,
Молодые, и такъ уже старые, что идутъ утомленно, не видя
кругомъ ничего),
Дайте мнѣ берега и верфи, чернотой кораблей обрамленныя!
О, вотъ этого мнѣ! Напряженности жизни, разнообразной и
полной сполна, черезъ край!
Жизнь театра, и жизнь кабачка, и огромный отель, вотъ
чего я хочу!
Салонъ парохода! прогулки толпою! процессiя съ факелами!
Густая бригада, на поле сраженья идущая,
И военный за нею обозъ, тяжело нагруженный;
Народъ безконечный, потоку подобный, съ гудѣньем своихъ
голосовъ, со страстями, со зрѣлищами,
съ безмерностью улицъ, наполненныхъ мощнымъ
бiенiемъ,
Съ призывомъ его барабановъ, как нынѣ,
Безконечный и шумный хоръ, стуки и трески мушкетовъ,
(Даже зрѣлище раненыхъ),
съ своими толпами, съ музыкальнымъ ихъ буй-
ственнымъ хоромъ!
и лица его, и глаза—вот чего я хочу.
ПЛЕМЯ БОЙЦОВЪ.
Племя бойцовъ-побѣдителей!
Племя земли, готовое к битвѣ—готовое к маршу побѣдному,
(Не легковѣрное больше, не ждущее, не неподвижное),
Племя отнынѣ не знающее
Иного закона, как тотъ, что в самомъ себѣ,
Племя борьбы, страсти и бури.
ВЗГЛЯНИ, ПРЕКРАСНЫЙ МѢСЯЦЪ.
Взгляни, прекрасный мѣсяцъ, и облей
Своимъ лучомъ картину подъ тобою,
Потокъ ночного нѣжнаго сiянья
Низлей, какъ ореолъ вкругъ главъ святыхъ,
Вкругъ этихъ лицъ ужасныхъ, вздутыхъ, красныхъ,
На мертвецовъ, лежащихъ на спинѣ,
Съ раскинутыми бѣшено руками,
Низлей свой свѣтъ, священный, безпредѣльный.
ПРИМИРЕНIЕ.
Слово надо всѣмъ, прекрасное какъ небо,
Прекрасно, что война со всей своей рѣзнею
Во времени совсѣмъ-совсѣмъ сотрется,
Что руки двухъ сестеръ,
Смерти и Ночи,
Безпрестанно смываютъ, омываютъ,—омываютъ запятнанный
мiръ;
Умеръ мой врагъ, человѣкъ такой же, какъ я божествен-
ный, умеръ,
Я гляжу на него, какъ лежитъ онъ тихо, съ бѣлымъ ли-
цомъ, въ гробу—
Я къ нему подхожу, наклоняюсь, касаюсь слегка
Своими губами до бѣлаго лика в гробу
ОСЕННIЕ РУЧЬИ.
СТАРАЯ ИРЛАНДIЯ.
Далеко отсюда, посрединѣ острова дивной красоты,
Припадая къ могилѣ, старая скорбная мать,
Когда-то царица, нынѣ худая, въ лохмотьяхъ, сидитъ на
землѣ,
Вкругъ ея плечъ разметались сѣдые старые волосы,
У ногъ безполезно лежитъ королевская арфа,
Долго молчитъ она, долго, чрезмѣрно, скорбя о закутанной
въ саванъ надеждѣ, наслѣдникѣ,
Сердце ея на всей землѣ больше всего полно скорби, ибо
больше всего въ немъ любви.
Лишь слово, о, древняя мать,
Больше не нужно тебѣ припадать къ холодной землѣ, чело
прижимая къ колѣнамъ,
Больше не нужно тебѣ сидѣть, такъ закутавшись въ покровъ
своихъ бѣлыхъ волосъ, такъ разметанныхъ,
Ибо знай, тотъ, о комъ ты скорбишь, не находится въ этой
могилѣ,
Это было одно заблужденье, сынъ, котораго любишь ты, не
былъ дѣйствительно мертвъ,
Не умеръ Владыка, онъ снова возсталъ сильный и юный въ
другой странѣ,
Даже въ то самое время, какъ плакала ты близь арфы, упав-
шей на этой могилѣ,
Плачъ твой, уйдя отъ могилы, былъ унесенъ,
Вѣтры къ нему благосклонны были, море его прiютило,
И нынѣ онъ съ новою розовой кровью
Движется въ новой странѣ.
ГОРОДСКОЙ МЕРТВЫЙ ДОМЪ.
У воротъ городского мертваго дома,
Куда праздно я шелъ, уходя дорогой своею отъ криковъ,
Я съ любопытствомъ замедлилъ шаги, ибо вотъ отверженный
призракъ, тѣло несутъ проститутки умершей,
Тѣло ея никто не зоветъ, они положили его на сырой, на
кирпичный полъ,
Тѣло ея, божественной женщины, я вижу тѣло ея, я одинъ
на него смотрю,
Ни эта холодная тишь, ни вода, что каплетъ изъ крана, ни
мертвенный запахъ отвѣта во мнѣ не находятъ,
Лишь домъ—этотъ дивный домъ—этотъ тонкiй красивый
домъ—погибшiй,
Этотъ безсмертный домъ больше, чѣмъ всѣ ряды зданiй,
когда либо выстроенныхъ,
Красивый, страшный обломокъ—жилище души—самъ душа,
Никѣмъ не воззванный домъ, избѣгаемый всѣми—прими одно
дыханiе отъ моихъ содрогнувшихся губъ,
Возьми слезу одинокую, межь тѣмъ какъ я ухожу, какъ
мысль о тебѣ,
Мертвый домъ любви—домъ грѣха и безумья, разбитый, раз-
рушенный,
Домъ жизни, недавно еще полный смѣха и говора,—но, бѣд-
ный, о, бѣдный домъ, и тогда уже мертвый,
Мѣсяцы, годы, исполненный откликовъ, убранный домъ—но
мертвый, но мертвый, мертвый.
КЪ ТОМУ, КОТОРЫЙ БЫЛЪ РАСПЯТЪ.
Духъ мой съ твоимъ, милый братъ,
Не думай, многiе, имя твое возглашающiе, не понимаютъ
тебя,
Не возглашаю я имя твое, но я понимаю тебя,
Съ радостью я именую тебя, о, товарищъ, чтобъ нынѣ тебя
привѣтствовать, и привѣтствовать тѣхъ, кто съ
тобой заодно, раньше и послѣ, и тѣхъ, кто еще
придетъ,
Всѣ мы работаемъ вмѣстѣ, передавая ту же задачу и то же
наслѣдiе,
Мы немногiе, равно безразличные къ странамъ, къ эпохамъ,
Мы включатели всѣхъ континетовъ, всѣхъ кастъ, допуска-
тели всѣхъ теологiй,
Сострадатели, и сознаватели, полный отчетъ людей,
Мы проходимъ безмолвно средь диспутовъ и утвержденiй, но
не отвергаемъ ни спорящихъ, ни утвержденiй ка-
кихъ бы то ни было,
Мы слышимъ и крики и шумъ оглушительный, съ каждой
на насъ стороны раздѣленья идутъ, обвиненья, и
ревности,
Они насъ тѣснятъ догматически, думаютъ насъ окружить,
мой товарищъ,
Но мы идемъ неудержно, свободно, по всей Землѣ, мы
странствуемъ вверхъ и внизъ, пока не наложимъ
неизгладимую нашу печать на время, и на раз-
ныя эры,
Пока не насытимъ мы время и эры, чтобъ мужчины и жен-
щины расъ столѣтья грядущiе, могли быть брать-
ями, вѣдать любовь, какъ мы.
ВЫ, ПРЕСТУПНИКИ, ВЗЯТЫЕ ВЪ СУДЪ.
Вы, преступники, взятые въ судъ,
Вы, осужденные въ кульяхъ, приговоренный, убiйцы въ цѣ-
пяхъ и въ желѣзныхъ ручныхъ кандалахъ,
Кто же я, что я не взятъ въ судъ, что я не въ тюрьмѣ?
Я безсердечный и дьявольскiй, какъ и любой, отчего жь
мои руки безъ наручней, ноги мои безъ цѣпей?
Вы, проститутки, по тротуарамъ идущiя въ яркихъ одеж-
дахъ или въ стѣнахъ своихъ комнатъ безстыдныя,
Кто же я, чтобы могъ васъ назвать безстыдными больше
себя?
О, виновенъ! Я самъ признаю—сознаюсь!
(Не хвалите меня, о, поклонники—не говорите привѣтствiй
мнѣ—вы меня заставляете мысленно встать на
дыбы,
Я вижу, чего вы не видите—я знаю, чего вы не знаете).
Внутри, въ этомъ остовѣ костномъ, я лежу загрязненный,
задохшiйся,
Подъ лицомъ этимъ, будто безстрастнымъ, безпрерывно ки-
пятъ инфернальныя волны,
Я прiемлю порывы страстей и нечестiе,
Заодно я съ преступниками, объятыми страстной любовью,
Чувствую, есмь я единый отъ нихъ, я самъ—въ этомъ ликѣ
острожниковъ и проститутокъ,
И отнынѣ отъ нихъ отрекаться не буду я—ибо какъ я
отречься могу отъ себя?
ЗАКОНЫ МIРОЗДАНIЙ.
Законы мiрозданiй,
Для сильныхъ вождей и художниковъ, для свѣжихъ племенъ,
учителей и совершенныхъ писателей въ нашей
Америкѣ,
Для благородныхъ и ученыхъ и музыкантовъ грядущихъ.
Всѣ должны имѣть отношенья къ общему цѣлому мiра, къ
всеобъемлющей правдѣ мiра,
Не будетъ ничто казаться чрезмѣрнымъ—всѣ созданья должны
изъяснять божественный законъ уклоненiй.
Какъ полагаете вы, что же есть мiрозданье?
Какъ полагаете вы, что же можетъ насытить душу, какъ не
знать, что свободенъ твой путь и что нѣтъ надъ
тобой никого?
Какъ полагаете вы, что же буду внушать я вамъ сотнями
разныхъ дорогъ, какъ не то, что мужчина и жен-
щина такъ хороши, какъ Богъ?
И что нѣтъ никакого бога, который былъ бы божественнѣе,
чемъ вы?
И что это есть именно то, что древнѣйшiе миѳы и миѳы но-
вѣйшiе разумеютъ в концѣ концовъ?
И что ты, и что вы, и что каждый приблизится вплоть къ
мiрозданьямъ чрезъ такiя законы?
КЪ ОБЩЕЙ ПРОСТИТУТКѢ.
Не тревожься—со мной будь спокойна—я Уольт Уитманъ,
Какъ Природа, щедрый и страстный,
Покуда Солнце тебя не отвергло, я тебя не отвергну,
Покуда вода не устала блистать для тебя, и листья шеп-
тать,
Слова мои будутъ блистать и шептать для тебя.
Милая дѣвушка, я назначаю тебѣ свиданье,
И я говорю тебѣ—приготовься, чтобъ быть достойною встрѣ-
тить меня,
И я говорю, будь терпѣлива и жди, покуда я не приду.
Пока—я бросаю тебѣ какъ привѣтствiе многозначительный
взглядъ,
Чтобы ты не забыла меня.
ЧУДЕСА.
Что это, кто это тамъ носится съ чудомъ?
Что до меня, я не знаю кромѣ чудесъ ничего,
Брожу ли я въ по улицамъ,
Или свой взглядъ устремляю надъ крышами, ввысь, къ не-
бесамъ,
Или босой хожу по прибрежью у самаго края воды,
Или стою подъ деревьями въ чащѣ лѣсной,
Или днемъ говорю съ кѣмъ-нибудь, кого я люблю,
Или сижу за столомъ и спокойно обѣдаю,
Или гляжу на чужихъ, что ѣдутъ вонъ тамъ, противъ меня,
въ каретѣ,
Или слѣжу за пчелами, какъ они въ лѣтнiй полдень хлопо-
чутъ, вьються вкругъ улья,
Или смотрю, какъ животныя кормятся въ полѣ,
Или смотрю на птицъ, на волшебность игры насѣкомыхъ,
летающихъ въ воздухѣ,
Или смотрю на волшебность закатнаго Солнца, на звѣзды,
что свѣтятъ свѣтло и спокойно,
На изысканный тонкiй серпъ молодой Луны весной;
Это вмѣстѣ съ другимъ, одно и все, для меня чудеса,
Все въ общей связи, но каждое все же отдѣльно и на мѣстѣ
своемъ.
Для меня каждый часъ свѣта и тьмы есть чудо,
Каждый кубическiй дюймъ пространства есть чудо,
Каждый квадратный аршинъ земной поверхности тѣмъ же
покрытъ,
Каждый футъ внутренняго тѣмъ же кишитъ,
Для меня глубокое море есть безпрерывное чудо,
Рыбы, которыя плаваютъ—скалы—движенiе волнъ—корабли
съ людьми на нихъ,
Какiя еще чудеса есть страннѣе?
ИСКРЫ ОТЪ КОЛЕСА.
Тамъ, гдѣ толпа городская день деньской движется безоста-
новочно,
Отступивши, сливаюсь я съ кучкой дѣтей наблюдающихъ,
я медля сх ними стою въ сторонѣ.
У кривизны, образующей край плитняка,
Точильщикъ работаетъ, онъ колесомъ остритъ лезвее боль-
шого ножа,
Наклонившись заботливо, онъ держитъ его у камня, ступней
и колѣномъ,
Размѣрно ступая, онъ быстро его вращаетъ, нажимая лег-
кой, но твердой рукой,
Въ изобильи наружу исходятъ золотыя струи,
Искры отъ колеса.
Как эта картина и вся обстановка ея меня поражаетъ и
трогаетъ,
Печальный старикъ, съ острымъ подбородкомъ, въ изношен-
номъ платьѣ, съ широкою кожаной перевязью,
Я самъ, истекающiй и расплавляющiйся, призракъ нѣмой,
любопытно пловучiй, здѣсь теперь поглощенный,
задержанный,
Кучка, (никѣмъ незамѣченная точка въ обширной окруж-
ности),
Дѣти спокойно-внимательныя, громкая, гордая, ртачливая
основа всѣхъ улицъ,
Камень, который в круженьи тихо и хрипло мурлычетъ,
лезвее слегка нажатое,
Распространяющее и роняющее, въ сторону быстро бросаю-
щее, въ тонкихъ дождяхъ золотыхъ, искры отъ
колеса.
ЧТо́ Я ПОСЛѢ ВСЕГО.
Что́ я послѣ всего какъ не малый ребенокъ, котораго тѣ-
шитъ звукъ
Имени собственнаго; повторяетъ его онъ еще и еще;
Я стою въ сторонѣ, чтобы слушать—не устаю никогда.
А у васъ есть ваше имя;
Или можетъ быть кажется вамъ, что въ имени вашемъ,
Въ звукѣ его только два или три выраженья, не больше?
ДРУГIЕ ПУСТЬ ХВАЛЯТЪ ЧТО ИМЪ УГОДНО.
Другiе пусть хвалятъ что имъ угодно;
А я, съ береговъ бѣгущей Миссури, ничего не хвалю въ
искусствѣ,
Или въ чемъ иномъ,
Прежде чѣмъ это въ себя не вдохнетъ хорошенько воздухъ
вотъ этой рѣки,
А также запахъ западныхъ прерiй,
И не выдожнетъ все это вновь.
ФАКЕЛЪ.
На моемъ берегу Сѣверо-Западномъ ночью стоятъ рыбаки,
цѣлой толпой наблюдаютъ,
На озерномъ просторѣ, предъ ними другiе лососей острогой
поражаютъ,
Лодка, дымная вещь тѣневая, движется наискось въ черной
водѣ,
На носовой оконечности факелъ горитъ пылающiй.
МОЯ КАРТИННАЯ ГАЛЛЕРЕЯ.
Картинъ храню я много въ маломъ домѣ,
Къ землѣ не прикрѣпленъ онъ, этотъ домъ,
Онъ круглый, и отъ края въ немъ до края
Лишь нѣсколько вершковъ;
Но гляньте! въ немъ пространства есть довольно
Для зрѣлищъ всѣхъ, для всѣхъ воспоминанiй,
Какiя въ мiрѣ есть!
Картины жизни здѣсь, тамъ группы смерти,
А здѣсь—смотрите—чичероне самъ,
Поднявъ свой палецъ, указуетъ,
Какъ много интересныхъ здѣсь картинъ.
ГОСУДАРСТВА ПРЕРIЙ.
Садъ мiрозданья новый, безъ первичной
Пустынности, но плотно населенный,
Веселый, современный, миллiоны
Живутъ въ немъ, города ростутъ и фермы,
Желѣзомъ перевязанъ онъ, и скрѣпленъ,
Онъ сложно-слитъ, въ немъ многiя—одно,
Весь мiръ ему несетъ посильность дани,
Свобода въ немъ и дѣльность и законъ,
Вѣнецъ и пышный рай, — чтобъ оправдать
Минувшее, вотъ что явило время.
ГОРДАЯ МУЗЫКА БУРИ.
СТАРАЯ ИРЛАНДIЯ.
1.
Гордая музыка бури,
Вихрь, что мчится такъ вольно съ свистомъ несясь черезъ
прерiи,
Мощный гулъ верхушекъ деревьевъ лѣсныхъ—вѣтеръ горъ,
Воплощенiе призраковъ смутныхъ—вы, оркестры сокрытые,
Вы, серенады тѣней съ инструментами легкими,
Слитiе съ ритмомъ Природы всѣхъ языковъ народовъ;
Вы, струны, какъ будто оставленныя композиторомъ мощ-
нымъ—вы, хоры,
Вы, священныя, смутныя, вольныя пляски—вы, мысли
Востока,
Вы, глухой говоръ рѣкъ, вы, ревъ водопадовъ текучихъ,
Вы, гулъ отдаленныхъ пушекъ съ топотомъ конницъ,
Вы, отзвуки лагерей съ разными трубными зовами,
Вставая рядами мятежными, наполняя глубокую полночь,
подчиняя меня своей власти,
Входя въ одинокую спальню мою, почему вы схватили меня?
2.
Выйди впередъ, о, душа, и пусть все другое уходитъ,
Слушай, внимательно слушай, они протянулись къ тебѣ,
Полночь собой раздѣляя, входя въ мою спальню,
Для тебя они это поютъ и пляшутъ, душа.
Праздничный гимнъ,
Дуэтъ жениха и невѣсты, свадебный маршъ,
Губы любви, сердца любовниковъ, брызжетъ любовь черезъ
край,
Румяныя щеки и благовонья, свита полная дружескихъ
лицъ, молодыхъ и старыхъ,
Ясные звуки флейтъ и пѣвучiе трепеты арфы,
Вотъ, близится бой барабановъ,
Свобода! ты видишь, тамъ въ дымѣ сраженья, знамена, хоть
порваны, все же летятъ?
Ты видишь смятенье сраженнныхъ?
Ты слышишь ликующiй кликъ побѣдителей?
(О, душа, рыданiя женщинъ, и стоны раненыхъ въ ихъ агонiи,
Свистъ и трещанье огня, почернѣлость развалинъ, зола го-
родовъ,
Безутѣшность людей, похоронный плачъ человѣчества).
Вотъ, меня наполняютх напѣвы античныхъ временъ, пѣсни
среднихъ вѣковъ,
Вижу и слышу я старцевъ, на арфахъ играющихъ, празд-
никъ Валлiйскiй,
Миннезингеровъ слышу съ ихъ сладкою пѣсней любви,
Минестрели поютъ, трубадуры.
Вотъ, могучiе звуки органа,
Трепетны низкiе звуки (какъ скрытый земной упоръ,
На которомъ покоится вверхъ уходящее, и о что опирается
то, что бѣжитъ, убѣгаетъ,
Красота во всѣхъ очертаньяхъ, изящество, сила, всѣ оттѣнки,
извѣстные намъ,
Зеленые стебли травъ, и чирикалки-пташки, дѣти, что
скачутъ, играя, небесныя тучки вверху),
Сильный басъ не смолкаетъ, дрожанья его непрерывны,
Все остальное объемлютъ, крѣпятъ, вовлекаютъ въ волну
свою,
Материнство всего остального,
Съ нимъ каждый звучитъ инструментъ, во множествахъ,
Торжественность гимновъ и мессъ, возбуждающихъ благо-
говѣнье,
Всѣ страстныя пѣсни сердца, всѣ скорбные возгласы,
Безмѣрная слабость пѣвучихъ пѣвцовъ чрезъ вѣка,
Ихъ всѣхъ растворяетъ, перелагая ихъ въ музыку, дивный
регистръ самой Земли,
Вѣтровъ и лѣсовъ, и могучихъ валовъ Океана,
Новый сложный оркестръ, сочетатель годовъ и климатовъ,
обновитель десятикратный,
Какъ въ давно-прошедшiе дни, говорятъ намъ поэты, Эдемъ,
Блужданье оттуда, скитанiе долгой разлуки, но и вотъ окон-
чено странствiе,
И странникъ приходитъ домой,
И человѣкъ и искусство снова слиты съ Природой.
Tutti! земля и небо;
(Дирижеръ Всемогущiй внезапно взмахнулъ своей палочкой).
Мужская строфа супруговъ мiра,
И всѣ жены отвѣтствуютъ.
Скрипки поютъ,
(О, голосъ скрипокъ, я думаю, ты разскажешь вотъ это
сердце, само не умѣетъ оно говорить,
Любовью, стремленьемъ объятое, сердце, само не можетъ оно
говорить).
3.
О, съ самаго ранняго дѣтства,
Ты знаешь, душа, какъ для меня всѣ звуки дѣлались му-
зыкой.
Голосъ родимой моей, напѣвающiй пѣснь колыбельную,
(Голосъ, о, голоса, нѣжные, полные ласки,
Памяти зовъ, послѣднее чудо изъ всѣхъ, голоса ми-
лой матери, милой сестры);
Дождь, ростущая нива, вѣтерокъ между длинныхъ колосьевъ,
Морской размѣрный бурунъ, что бьется въ прибрежный
песокъ,
Птичка съ своимъ щебетаньемъ, крикъ пронзительный ястреба,
Крикъ перелетныхъ птицъ, ночью летящихъ на Югъ или
Сѣверъ,
Псалмы въ деревенской церкви, или между сплетенныхъ де-
ревьевъ, проповѣдь, звуки ея подъ открытымъ небомъ.
Гудочникъ въ тавернѣ, протяжная пѣсня матроса,
Мычащее стадо коровъ, блеющiя овцы, крикъ пѣтуха на зарѣ.
Всѣ пѣсни различныхъ странъ, звуча, окружаютъ меня,
Нѣмецкiя пѣсни дружбы, вина и любви,
Баллады Ирландскiя, веслые жиги, и пляски, щебетанья
Англiйскiя,
Французскiя пѣсенки, напѣвы Шотландскiе, и надо всѣми,
Несравненность мелодiй Италiи.
Черезъ сцену, съ блѣднымъ лицомъ, но съ мрачною страстью,
Норма идетъ, потрясая кинжаломъ въ рукѣ.
Вижу я неестественный блескъ въ глазахъ обезумѣвшей блѣд-
ной Лючiи,
Ея волосы падаютъ внизъ волною разметанной.
Я вижу, какъ бродитъ Эрнани въ брачномъ саду,
Среди запаховъ розъ ночныхъ, сiяющiй, держа свою невѣсту
за руку,
Слышитъ адскiй призывъ, смертельный возгласъ рога.
Скрещеннымъ мечамъ и сѣдымъ волосамъ, обнаженнымъ подъ
Небомъ,
Электрическiй ясный басъ, и баритонъ мiра,
Дуэтъ тромбона, Свобода навѣки!
Изъ тѣни густой подъ вѣтвями Испанскихъ каштановъ,
У старыхъ тяжелыхъ стѣнъ монастырскихъ скорбящая пѣснь,
Пѣснь о погибшей любви, факелъ юности, жизни, потухшiй
въ отчаяньи,Пѣснь умирающаго лебедя, сердце Фернандо разбито.
Пробуждаясь отъ мукъ, наконецъ отошедшихъ, Амина поетъ,
Богаты какъ звѣзды, и какъ утреннiй свѣтъ веселы, потоки
восторга ея.
Плодоносная женщина входитъ,
Дискъ лучезарный, контральто Венера, цвѣтущая матерь,
Сестра боговъ возвышеннѣйшихъ, душу Альбони я слышу).
4.
Я слышу эти оды, симфонiи, оперы,
Я слышу въ Вильгельмѣ Теллѣ музыку возставшего и гнѣв-
наго народа.
Я слышу Гугенотовъ Мейербера, Пророка, или Роберта,
Фауста Гуно, или Донъ Жуана Моцарта.
Я слышу музыку танцевъ, пляски всѣхъ народовъ,
Вальсъ, плѣнительный размѣръ, текучiй, меня погружающiй
въ нѣжность блаженства,
Болеро подъ звоны гитаръ и подъ стукъ кастаньетъ стреко-
чущихъ.
Я вижу священные танцы древнiе и новые,
Я слышу звукъ арфы Еврейской,
Я слышу маршъ крестоносцевъ, несущихъ крестъ высоко,
подъ звуки военныхъ кимваловъ.
Я слышу монотонное пѣнiе дервишей, оно перемѣшано съ
дикими вскриками, межь тѣмъ какъ они кру-
жатся, кружатся, все въ направленiи къ Меккѣ,
Я вижу священныя пляски забвенья Арабовъ и Персовъ,
Опять, въ Элевзисѣ, въ домѣ Цереры, я вижу, танцуютъ
современные Эллины,
Я слышу, какъ они ударяютъ въ ладоши, наклоняя свои
тѣла,
Я слышу размѣрное передвиганье ихъ ногъ.
Я вижу опять безумную пляску, древнiй плясъ Корибантовъ,
исполнители ранятъ другъ друга,
Я вижу Римскаго юношу, подъ рѣзкiе звуки свирѣлей онъ
бросаетъ и ловитъ оружiе,
Римскiе юноши, павъ на колѣни, снова встаютъ съ ору-
жiемъ.
Слышу я зовъ муэззина съ Мусульманской мечети,
Я вижу молящихся тамъ, безъ обрядовъ, безъ проповѣди,
безъ доказательствъ, безъ словъ,
Но странныхъ, безгласныхъ, благоговѣйныхъ, поре подъ-
ятыхъ горящихъ головъ, экстатическихъ лицъ.
Я вижу многострунную арфу Египта,
Первобытныя слышу я пѣсни Нильскихъ лодочниковъ,
Священные гимны, имперскiя пѣсни Китая,
Тонкiе звуки кинга, (ударенiе въ древо и вх камень),
Или Индусскiя флейты и раздражительный звукъ пронзи-
тельной вины,
Толпа баядерокъ.
5.
Вотъ, меня оставляютъ Азiя, Африка, Европа хватаетъ
меня, и снова наполненъ я звуками,
Орга́ны огромные и оркестры я слышу, какъ будто бы это
скопленье обширное, гулъ голосовъ,
Сильный гимнъ Лютера Eine feste Burg ist unser Gott,
Россини Stabat mater dolorosa,
Или плывущiй въ какомъ-нибудь высокомъ соборѣ, смутносъ
отъ пышныхъ оконъ цветныхъ,
Страстный Agnus Dei или Gloria in Excelsis.
Композиторы! мощные маэстри!
И вы, нѣжные пѣвцы старыхъ странъ, сопрано, теноры,
басы.
Вамъ новый бардъ, поющiй на Западѣ,
Шлетъ съ поклономъ любовь свою.
(Такiе ведутъ къ тебѣ, о, душа,
Всѣ чувства, предметы и зрѣлища, ведутъ къ тебѣ,
Но нынѣ мнѣ кажется, звуки ведутъ къ тебѣ превыше всего).
Я слышу ежегодное пѣнье дѣтей въ соборѣ Св. Павла,
Или, подъ высокою кровлей какой-нибудь исполинской залы,
симфонiи, ораторiи Бетховена, Гэнделя, Гайдна,
Мiрозданье въ волнахъ божества омываетъ меня.
Дайте мнѣ удержать всѣ звуки, (я бѣшено бьющiйся звукъ),
Наполните меня всѣми голосами Вселенной,
Одарите меня ихъ трепетами, дрожаньями Природы также,
Бури, воды, и вѣтры, оперы и пѣснопѣнья, марши и пляски,
Лейтесь, произноситесь, ибо всѣхъ васъ хотѣлъ бы я взять!
6.
Тутъ я тихонько проснулся,
И медля, все еще вопрошая музыку моего сновидѣнья,
И вопрошая всѣ эти воспоминанья, бурю въ ея неистовствѣ,
И всѣ пѣсни сопрано и тенора,
И эти забвенныя пляски восточныя съ благоговѣйнымъ ихъ
пыломъ,
И нѣжность всѣхъ инструментовъ въ ихъ разнородности,
и размахъ звуковой органовъ,
И всѣ безпритязательныя жалобы, вздохи любви и печали и
смерти,
Я сказалъ моей любопытной безмолвной душѣ съ постели
моей спальни,
Ко мнѣ, я нашелъ тотъ ключъ, котораго долго искалъ,
Выйдемъ въ день освѣженными,
Весело жизнь отмѣчая, проходя въ дѣйствительномъ мiрѣ,
Отнынѣ напитанные нашимъ небеснымъ сномъ.
И еще я сказалъ,
Можетъ быть, о, душа, то, что ты слышала, не было зву-
комъ вѣтровъ,
Не было сномъ взбушевавшейся бури, не было всплесками
крыльевъ и крикомъ пронзительнымъ сокола воль-
ныхъ морей,
Не было сладкими звуками солнечно-яркой Италiи,
Ни Германскимъ орга́номъ величественнымъ, ни обширнымъ
скопленьемъ, волной голосовъ, ни рядами гармонiи,
Ни строфами супруговъ и женъ, ни звукомъ солдатскаго
марша,
Ни флейтами, нѣтъ, и не арфами, нѣтъ, и не звуками бран-
наго рога,
Но для новаго ритма, къ тебѣ подходящаго,
То были поэмы какъ мостъ перекинутыя отъ Жизни до
Смерти, смутно въ воздухѣ ночи навѣянныя, не
ухваченныя, не записанныя,
Выйдемъ же въ смѣлый день и запишемъ ихъ.
СПЯЩIЕ.
СПЯЩIЕ.
(Отрывокъ).
Я блуждаю всю ночь въ сновидѣньи,
Я шагаю легко, я шагаю безшумно и быстро, останавливаюсь,
Наклоняюсь съ глазами раскрытыми надъ глазами закрытыми
спящихъ,
Я блуждаю, смущаюсь, теряюсь, себя забываю, не согла-
суюсь, противорѣчу,
Медлю, гляжу, наклоняюсь, на мѣстѣ стою.
Какъ торжественно, тихо лежатъ они,
Какъ дышутъ спокойно они, дѣти въ своихъ колыбеляхъ.
Несчастныя вижу черты людей пресыщенныхъ, облики бѣлые
труповъ, багровыя лица пьяницъ, болѣзненно-
серыя лица тѣхъ, что сами ласкаютъ себя,
Тѣла на поляхъ сраженья, съ кровью глубокихъ ранъ, су-
масшедшiе въ комнатахъ наглухо запертыхъ,
дурачки невинно-блаженные, новорожденные,
эти изъ вратъ исходящiе, и умирающiе, эти изъ
вратъ исходящiе,
Ночь проникаетъ ихъ, ночь ихъ объемлетъ.
Брачная спитъ чета спокойно въ своей постели, онъ поло-
жилъ ладонь на бедро супруги, она положила
свою ладонь на бедро супруга,
Сестры нѣжно спятъ бокъ о бокъ въ своей постели,
Мужчины нѣжно спятъ бокъ о бокъ въ постеляхъ своихъ,
И спитъ съ ребенкомъ своимъ мать, закутавъ его.
Слѣпые крѣпко спятъ, глухiе спятъ и нѣмые,
Спитъ узникъ спокойно въ тюрьмѣ, и спитъ блудный сынъ,
Убийца, что будетъ повѣшенъ завтра, какъ спитъ, какъ
спитъ онъ?
И тотъ, кто убитъ, какъ онъ спитъ?
Спитъ женщина, любящая безъ взаимности,
Спитъ мужчина, любящiй безъ взаимности,
И спитъ голова того, кто весь день строилъ планы, и деньги,
деньги сколачивалъ,
И тотъ, кто характеромъ бѣшенъ, и тотъ, кто предатель,
спятъ, всѣ спятъ.
Я стою въ темнотѣ, опустивши глаза близь тѣхъ, кто стра-
даетъ всего и всего безпокойнѣй,
Я на нѣсколько дюймовъ отъ нихъ рукою своей провожу,
успокаивая.
Я взоромъ пронзаю тьму, существа иныя являются,
Земля отъ меня отступаетъ въ ночь,
Я вижу, что это было красиво, и я вижу, что то, что не
земля, красиво.
Я иду отъ постели къ постели, я сплю съ другими спящими
съ каждымъ рядомъ по очереди,
Мнѣ снятся во снѣ моемъ сны, всѣ сны другихъ уснувшихъ,
И я становлюсь другими уснувшими, спящими.
И пляска—играйте вы тамъ! я кружусь все скорѣй и скорѣе!
Я вѣчно-смѣющiйся—вотъ, новая свѣтитъ луна и сумерки,
Я вижу веселыя игры, въ прятки, куда ни взгляну я, по-
всюду проворные духи,
Вновь прятки и прятки опять глубоко въ землѣ и въ морѣ,
И тамъ гдѣ не море, и гдѣ не земля.
ШОПОТЫ НЕБЕСНОЙ СМЕРТИ.
ДЕРЗАЕШЬ ЛИ НЫНѢ, ДУША.
Дерзаешь ли нынѣ, душа,
Со мною идти къ неизвѣстной странѣ,
Гдѣ нѣтъ подъ ногами земли и нѣтъ проторенной дороги?
Тамъ нѣтъ провожающихъ, нѣтъ указующихъ картъ,
Нѣтъ голоса тамъ, нѣтъ касанья руки человѣческой,
Лица нѣтъ съ цвѣтущею плотью, нѣтъ губъ, нѣтъ очей въ
той странѣ.
Я не знаю ея, о, душа,
Ты не знаешь ея, передъ нами одна неизвѣстность,
Все ждетъ неприснившись въ той области, въ той недоступ-
ной странѣ.
Пока не развяжутся узы,
Всѣ, кромѣ вѣчныхъ ухъ, кромѣ Времени, кромѣ Про-
странства,
И тьмы нѣтъ, и нѣтъ тяготѣнья, нѣтъ чувства, границъ,
насъ граничащихъ.
Тогда мы, прорвавшись, летимъ,
Въ Пространствѣ и Времени,
О, душа, приготовлены къ нимъ,
Равные имъ, наконецъ снаряженные! (радость, всего, и
вѣнецъ),
Чтобы выполнить ихъ, о, душа!
ШОПОТЫ СМЕРТИ НЕБЕСНОЙ.
Шопоты смерти небесной я слышу, шептанiя, ропотъ,
Сказъ-пересказъ между устъ, лепетанiе ночи, хоралы въ
свистѣнiи шороха,
Шелесты нѣжно-всходящихъ шаговъ,
Тихое вѣянье, вздохъ навѣванiй мистическихъ, струи неви-
димыхъ рѣкъ,
Теченья потока, который течетъ, безконечно течетъ,
(Или всплески то слезъ, безпредѣльныя волны человѣческихъ слезъ?).
Я вижу, какъ разъ вижу въ небѣ, скопленье огромное тучъ,
Пасмурно тучи плывутъ, медленно и молчаливо,
Молча они наростаютъ, мѣшаясь другъ съ другомъ,
Время отъ времени, наполовину туманомъ закрыта,
И опечалена, дальняя свѣтитъ звѣзда,
То появляясь, то затмѣваясь.
(Это скорѣе роды какiе-нибудь,
Торжественно это безсмертное чье-то рожденье;
На граняхъ, для глазъ непроницаемыхъ,
Проходитъ какая-то въ мiрѣ душа).
БОЖЕСТВЕННАЯ ЧЕТЫРЕСТОРОННОСТЬ.
1.
Пою божественную четыресторонность,
Идущую из Одного, рожденiе сторон,
Изъ стараго и новаго, изъ полной
Божественности четырехъ сторонъ,
(Всѣ стороны ея необходимы).
Она прочна, и съ этой стороны
Я Iегова,
Я старый Брама, я Сатурнъ; и Время
Меня не задѣваетъ,—я есмь Время,
И старое, и новое, любое,
Неубѣдимый, непреклоненъ я,
И исполняю право приговоры.
Земля, Отецъ, и темный старый Кроносъ,
Съ законами, ихъ возрастъ внѣ считанья,
И вѣчно новые они,
Всегда съ могучими законами свершаю
Свой путь,
Безъ послабленiй, людямъ нѣтъ прощенья,—
Кто согрѣшилъ, умретъ—
Жизнь согрѣшившаго возьму я;
Пусть милости никто не ожидаетъ—
Я дал вам дни и перемѣны годы
И тяготѣнье, милость? нѣтъ ея.
Какъ смѣна дней и перемѣны года,
И тяготѣнье людямъ не прощаютъ,
Я раздаю отсюда приговоры
Неумолимые, безъ искры сожалѣнья.
2.
Обѣтованный, кроткiй, утѣшитель,
Съ рукою нѣжною, протянутой впередъ,
Я, Богъ сильнѣйшiй, выступаю,
Предсказанный пророками, пѣвцами
В ихъ восхищенныхъ прорицаньяхъ и поэмахъ,
Отсюда, съ этой стороны,
Вотъ! я Господь Христосъ—вотъ! я Гермесъ—
Вотъ! предстаю я съ ликомъ Геркулеса,
Все, въ чемъ работа, въ чемъ печаль, страданье,
Приноровляя, я въ себя вбираю;
Я много разъ отвергнутъ былъ, ославленъ,
И заключенъ въ тюрьмѣ, и распятъ былъ,
И то же много разъ еще случится,
Ото всего я мiра отказался
Во имя братьевъ и сестеръ моихъ,
Изъ-за души, и путь мой проходилъ
Черезъ дома людей, богатыхъ, бедныхъ,
Идя, дарилъ я поцѣлуй любви
Затѣмъ, что я любовь, я Богъ несущiй
Веселье, и надежду, и для всѣхъ
Свѣтъ милосердья, съ кроткими словами,
Какъ къ дѣтямъ, съ мудро-свѣжими словами,
Которыя единственно мои,
Такъ прохожу я, молодой и сильный,
И сознавая слишкомъ хорошо,
Что я себя назначилъ к ранней смерти;
Но милосердiе мое безсмертно—
И смерти нѣтъ для мудрости моей,
Ни ранней смерти, и ни поздней смерти,
И здѣсь моя любовь по завѣщанью,
И никогда, нигдѣ, ей смерти нѣтъ.
3.
Особнякомъ стоящiй, недовольный,
И замышляющiй возстанье,
Преступниковъ товарищъ, братъ рабовъ,
Лукавый, презираемый, безъ знанiй,
Чернорабочiй, съ ликомъ истомленнымъ
Отверженца, въ морщинахъ, темный, черный,
Но гордый въ глубинѣ души, какъ всѣ,
Всегда и нынѣ возмущенный,
Возставшiй на того, кто восхотѣлъ
Мной править, относясь ко мнѣ съ презрѣньемъ,
Угрюмый, полный хитростей и ковъ,
Злопамятный, исполненный уловокъ,
(Хоть думали, что одураченъ я,
И пораженъ, и всѣ мои уловки
Разрушены, но этого не будетъ),
Протестъ, я, Сатана, еще живу,
Свои слова еще произношу я,
Являясь въ новыхъ странахъ, какъ мнѣ должно
(И въ старыхъ также),
Всегда стою на сторонѣ моей,
Готовый к схваткѣ, равный съ кѣмъ угодно,
Действительный и сильный, какъ любой,
И время словъ моихъ не перемѣнитъ,
И въ перемѣнах я не измѣнюсь.
4.
Святая Одухотворенность,
Жизнь, дышащiй, кто за предѣломъ свѣта,
Свѣтлѣй, чѣмъ свѣтъ,
За гранью адскаго пожара,
Веселый, мчащiйся превыше сферъ, гдѣ адъ,
За гранью Рая, весь благоуханный
Однимъ благоуханiемъ своимъ,
Включающiй всю жизнь, что на землѣ,
Включающiй, своимъ касаньемъ, Бога,
Спасителя и Сатану,
Эфирный, проникающiй весь мiръ,
(Что́ былъ бы этотъ мiръ, не будь меня?
Что́ былъ бы Богъ?)
Суть формъ, жизнь всѣхъ реальныхъ тождествъ,
Дѣйствительный, всегдашнiй, достовѣрный
(И именно незримый),
Жизнь этого круговорота мiра,
Жизнь солнца, звѣздъ, и человѣка,
Всеобщая душа,
Кончая четыресторонность,
Я, прочный, я, наипрочнѣйшiй,
Дышу и я моимъ дыханьемъ
Сквозь эту пѣснь.
ТОТЪ, КОГО Я ЛЮБЛЮ ДНЕМЪ И НОЧЬЮ.
Тотъ, кого я люблю днемъ и ночью, мнѣ снилось, сказали
мнѣ, умеръ,
И мнѣ снилось, пошелъ я туда, гдѣ они схоронили того, кто
мнѣ дорогъ,
Но въ этомъ мѣстѣ онъ не былъ,
И мнѣ снилось, что я проходилъ и искалъ между мѣстъ
погребальныхъ,
Чтобы найти его,
И увидѣлъ, что каждое мѣсто —
Погребальное было;
Дома, что исполнены жизни, исполнены были и смерти,
(Вотъ и этотъ теперь),
Улицы, и корабли, и мѣста развлеченья,
Чикаго, Бостонъ, Маннагатта, Филадельфiя, были полны
мертвецами, не только живыми,
Мертвецовъ было больше повсюду, о, больше гораздо;
И то, что мнѣ снилось, хочу говорить я отнынѣ всѣмъ лю-
дямъ и всѣмъ поколѣньямъ,
Я связанъ отнынѣя съ тѣмъ, что мнѣ снилось,
И нынѣ я знать не хочу всѣхъ мѣстъ погребальныхъ,
И хочу я безъ нихъ обходиться,
И, если бъ въ честь мертвыхъ поставленъ былъ памятникъ
гдѣ бы то ни было,
Хоть тамъ, гдѣ я ѣмъ и гдѣ сплю, —я былъ бы доволенъ,
И если тѣло того, кто мнѣ дорогъ, иль собственный
трупъ мой
Въ прахъ, образомъ должнымъ, сведется и прахомъ низвер-
гнется въ море,
Я буду доволенъ,
Или, если вѣтрамъ его бросать,
Я буду доволенъ.
ДА, И ВАСЪ, ДА, И ВАСЪ, ЗНАЮ Я, О, МГНОВЕНЬЯ ПОНИКШIЯ.
Да, и васъ, да, и васъ, знаю я, о, мгновенья поникшiя,
Знаю тяжесть свинца, какъ, сковавши, вы льнете къ ногамъ,
Вся земля превращается въ комнату плача—
И заносчивый слышу я голосъ, насмѣшливый голосъ,
Вещество побѣдитель—оно лишь ликуетъ и длится.
Беспрерывно плывутъ ко мнѣ крики отчаянья,
Ховъ ближайшаго мнѣ дорогого, встревоженный, зыбкiй, не-
вѣрный,
Въ морѣ долженъ я плыть, и немедля,
Такъ приди же, скажи мнѣ, куда я спешу,
Укажи мнѣмое назначенье.
Понятна мнѣ ваша тревога, но вамъ не могу я помочь,
Приближаюсь, внимаю, гляжу, скорбный ротъ, взглядъ изъ
глазъ, и нѣмое отъ васъ вопрошанье,
Поспѣши и скажи мнѣ, куда я иду, къ своему наклонясь
изголовью?
Говоритъ это старецъ, встревоженъ, испуганъ—говоритъ это
юная женщина,
Умоляя утѣшитъ ее;
Говоритъ это юноша, Что жь, мнѣ спастись невозможно?
КАКЪ БУДТО БЫ ПРИЗРАКЪ ЛАСКАЛЪ МЕНЯ.
Какъ будто бы призракъ какой-то ласкалъ меня,
Я думалъ, что я не одинъ, на этомъ прибрежьи;
Но былъ со мною кто-то, я думалъ, идя по прибрежью,
кто-то, кого я любилъ, онъ ласкалъ меня,
И я наклоняюсь, гляжу сквозь мерцающiй свѣтъ, и этотъ
кто-то исчезъ совершенно,
И тѣ предо мной, что меня ненавидятъ, смѣясь надо мной.
УВѢРЕНIЯ.
Мнѣ увѣренiй не нужно, я человѣкъ, озабоченный собствен-
ной душою своею;
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что здѣсь, подъ ногами, возлѣ
рукъ и лица, о которыхъ я знаю, смотрятъ лица,
которыхъ не знаю я, настоящiя лица, спокойныя
лица,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что величiе мiра и его красота,
въ каждой малости мiра сокрыты,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что я безграниченъ, безграничны
вселенныя, я напрасно стараюсь подумать, какъ
они безграничны,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что мiры и системы мiровъ про-
носятся въ воздухѣ въ быстрой игрѣ съ предна-
значенной цѣлью и что я въ нѣкiй день беде
избранъ, свершить столько же, сколько они, и
больше свершить, чѣмъ они,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что временное измѣряется въ
длительности миллiонами лѣтъ,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что внутреннiй мiръ есть у вну-
треннихъ сферъ и у внѣшнихъ есть внѣшнiй, что
у зрѣнья другое есть зрѣнье, у слуха есть слухъ
и у голоса голосъ другой,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что страстно оплаканныя смерти
юношей нужны, смерти женщинъ въ расцвѣтѣ, и
малыхъ дѣтей были нужны,
(Или, скажете вы, Жизнь нужна, Смерть, всей Жизни и
цѣль и предѣлъ, не нужна?)
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что все, что погублено моремъ,
эти выброски моря, какiе бы тамъ ни были жер-
твы, все равно чья жена, чей ребенокъ, отецъ,
мужъ, любовникъ, до мельчайшихъ подробностей
нужны,
Для меня нѣтъ сомнѣнья, что все, что лишь можетъ слу-
читься, гдѣ бы что ни случилось и какъ бы оно
ни случилось, нужно въ цѣльности жизни, въ
явленьяхъ ея неразрывныхъ,
Нѣтъ, не Жизнь, какъ я думаю, все устрояетъ, Простран-
ство, и Время, но я вѣрю, что все устрояетъ
Небесная Смерть.
ПЕСОКЪ СЫПУЧIЙ ГОДЫ.
Песокiй сыпучiй годы, что меня,
Вертя, бросаютъ, самъ не угадаю,
Куда,
Всѣ наши планы, неудачи, дѣла, призванiя, дорогу усту-
паютъ, по сущности смѣются надо мной, и усколь-
заютъ,
Одинъ лишь замыселъ, который я пою, душа объятая ве-
личiемъ и силой не ускользаетъ отъ меня,
То, что есть самость самого себя, дорогу не уступитъ ни-
когда—конечная въ немъ сущность—достовѣрность
помимо всѣхъ, всего,—
Помимо дѣлъ, побѣдъ, сраженiй, жизни, въ концѣ-концовъ
что остается?
Когда вся видимость ломается, тогда, что остается, какъ не
эта Самость?
МУЗЫКА, ЧТО ВСЕГДА ВКРУГЪ МЕНЯ.
Этой музыки, что всегда вкругъ меня, безъ конца, безъ на-
чала, и однако жь давно не разученной, раньше
я не слыхалъ,
Но теперь слышу хоръ я, и я вознесенъ,
Теноръ, силный, я слышу, все выше онъ ноты беретъ, мощный,
свѣжiй, съ веселыми звуками наступленiя дня,
Временами сопрано врывается такъ задорно надъ самой вер-
хушкой возвышенныхъ волнъ,
Басъ, прозрачный, дрожащiй такъ низко, такъ сладко, на-
сквозь
сквозь по вселенной,
Торжествующiй возгласъ всѣхъ вмѣстѣ, звонкiй вопль похо-
ронныхъ рыданiй нѣжныхъ скрипокъ и флейтъ,
этимъ всѣмъ я себя наполняю,
Слышу звукъ, и не только объемы его я вбираю, я взвол-
нованъ изысканнымъ смысломъ значенiй,
Слышу разные я голоса, какъ они, извиваясь, приходятъ,
и уходятъ, споря въ пламенной силѣ, стараясь
другъ друга волненiемъ чувствъ побѣдить;
Я не думаю, чтобы поющiе знали самихъ себя—но теперь,
какъ я думаю, я начинаю ихъ знать.
ВЪ МОРѢ СПУТАЛСЯ, ЧТО ЛИ, КОРАБЛЬ.
Въ морѣ спутался, что ли, корабль, замѣшавшись въ счи-
сленьи пути?
Или хочетъ онъ мель миновать и вступить на дорогу,
но искуснаго кормчаго нѣтъ?
Эй, морякъ! эй, корабль! принимайте на бортъ, здѣсь искус-
нѣйшiй кормчiй,
Я отчалилъ, гребу къ вамъ и малъ мой челнокъ,
Но съ привѣтомъ я кормчаго вамъ предлагаю.
ТЕРПѢЛИВЫЙ БЕЗШУМНЫЙ ПАУКЪ.
Терпѣливый безшумный паукъ,
Я замѣтилъ, какъ былъ онъ на мысѣ, на маломъ, одинъ,
Я замѣтилъ, какъ онъ, чтобъ изслѣдовать это пространство,
что его пустотой окружало,
Устремилъ изъ себя паутину, паутину, еще паутину,
Какъ разматывалъ онъ паутинки, неустанно гоня ихъ впередъ,
И ты, о, душа моя,
Тамъ гдѣ ты, окруженная, отъединенная, въ океанахъ без-
мѣрныхъ пространства,
Размышляющая, неустанно въ исканьяхъ бросающая, нау-
дачу свой взоръ обращающая къ сферамъ раз-
нымъ, чтобъ ихъ сочетать,
До тѣхъ поръ, какъ создастся тотъ мостъ, что нуженъ тебѣ,
До тѣхъ поръ, какъ зацѣпится гибкiй послушливый якорь!
До тѣхъ поръ, какъ твои паутинки прилѣпятся гдѣ-нибудь,
О, душа!
О, ЖИТЬ ВСЕГДА, ВСЕ ВРЕМЯ УМИРАЯ.
О, жить всегда, все время умирая!
О, похороны прошлаго меня, и погребенiе меня текущiхъ
дней,
Межь тѣмъ какъ я иду впередъ, вещественный, и зримый,
и властный, какъ всегда;
О, я, чѣмъ былъ я годы, нынѣ мертвый (я не скорблю,
нѣтъ, я доволенъ),
Высвобождать себя изъ этихъ тѣлъ моихъ, межь тѣмъ какъ
я верчу ихъ и смотрю туда, куда я ихъ бросаю;
И уходить, (живя! всегда живя!), и оставлять тѣла, тамъ за
собою.
КЪ ОДНОМУ, КТО СКОРО УМРЕТЪ.
Ото всѣхъ другихъ отдѣляю я васъ, у меня къ вамъ
вѣсть,
Вы скоро умрете—пусть другiе вамъ говорятъ, что имъ
угодно, я не могу прибѣгать къ уловкамъ,
Я точенъ и безжалостен, но я васъ люблю—для васъ нѣтъ спасенья.
Мягко кладу я на васъ правую руку свою, вотъ, вы слы-
шите это,
Я не умствую, я свою голову близко склоняю, наполовину
ее закрывая,
Я спокойно сижу рядомъ съ вами, я вѣрный, надежный,
Я болѣе чѣмъ сидѣлка, больше, чѣмъ родственникъ или сосѣдъ,
Я васъ отъ всего освобождаю, кромѣ васъ самого, тѣлесно-
духовнаго, что есть вѣчно, васъ, какъ васъ са-
мого, достовѣрно спасенiе ждетъ,
Тѣло, которое вы здѣсь оставите, будетъ всего лишь отбро-
сомъ.
Солнце, вспыхнувъ, горитъ въ направленiяхъ совсѣмъ не
предвидѣнныхъ,
Сильныя мысли васъ наполняютъ, довѣрiе, вы улыбаетесь,
Вы позабыли, что вы больны, какъ я позабыл, что боль-
ны вы,
Вы не видите больше лѣкарствъ, вы не мыслите больше о
вашихъ друзьяхъ, которые плачутъ, я съ вами,
Я отдѣляю другихъ отъ васъ, сожалѣть здѣсь не о чемъ,
Нѣтъ во мнѣ сожалѣнья, я привѣтствую васъ.
НОЧЬ НА ПРЕРIЯХЪ.
Ночь на прерiяхъ,
Ужинъ конченъ, огонь чуть горитъ на землѣ,
Эмигранты усталые спятъ, въ свои покрывала закутаны;
Я блуждаю одинъ,—я стою, и гляжу на звѣзды, и въ звѣз-
дахъ я вижу теперь, чего никогда не видалъ.
Я вбираю безсмертье и миръ,
Удивляюсь я смерти, задачамъ и замысламъ.
Какъ изобильно! духовно! какъ все сведено къ завершеньямъ!
Тотъ же, какъ встарь, человѣкъ и душа—тѣ же стремленья,
и голосъ довольства.
Я думалъ, что день лучезарнѣй всего, до того какъ уви-
дѣлъ, что́ мнѣ не день показалъ,
Я думалъ, что этого мiра довольно, пока вкругъ меня не
возникли безшумно мирiады другихъ мiровъ.
Межь тѣмъ какъ меня наполняютх теперь великiя мысли
пространства и вѣчности, измѣрять себя буду я ими,
И нынѣ, коснувшись до жизней другихъ мiровъ, достигшихъ
до чертъ, которыхъ достигли жизни земли,
Или ждущихъ еще достиженья, или дальше ушедшихъ земного,
Я гляжу—мнѣ они не безвѣстны, какъ мнѣ жизнь не без-
вѣстна моя,
Или жизни земли, что дошли до того, до чего досягнула моя,
или ждущiя, чтобы достигнуть.
О, я вижу теперь, жизнь не можетъ всего показать мнѣ,
какъ день не можетъ.Я вижу, что долженъ я ждать того, что покажетъ смерть.
ПОСЛѢДНЕЕ ВОЗЗВАНIЕ.
Наконецъ, тихонько,
Отъ стѣнъ укрѣпленнаго мощнаго дома,
Отъ закрышки искусственно-сплетенныхъ замковъ, отъ за-
твора дверей, плотно замкнутыхъ,
Пусть легко я умчусь.
Пусть безшумно я буду впередъ ускользать,
Замки отомкни ключомъ мягкости—шопотомъ,
Двери открой, о, душа.
Нѣжно—не будь
Нетерпѣливой,
(Сильно ты держишь, о, смертныя плоть,
Сильно ты держишь, любовь).
КОГДА НАБЛЮДАЛЪ Я, КАКЪ ПАХАРЬ СКЛОНЯЛСЯ.
Когда наблюдалъ я какъ пахарь склонялся надъ плугомъ,
Какъ сѣятель сѣетъ въ поляхъ, и жнецъ убирается съ
жатвой,
О, жизнь и смерть, видѣлъ также я сходства, что есть между
васъ;
(Жизнь, это въ полѣ работа, и Смерть, съ ней въ согласiи,
жатва).
ВЪ ЗАДУМЧИВОСТИ И КОЛЕБЛЯСЬ.
Въ задумчивости и колеблясь,
Пишу я слово Мертвый,
Вѣдь Мертвые—Живые,
(Единственно—живые, можетъ быть,
Единственно—реальные, а я
Видѣнiе, я—призракъ).
ОТЪ ПОЛДНЯ ДО ЗВѣЗДНОЙ НОЧИ.
О ШАРЪ, ТЫ, ОСЛѢПИТЕЛЬНЫЙ, ТАМЪ ВЪ ВЫСЯХЪ.
О, шаръ, ты, ослѣпительный, тамъ въ высяхъ,
О, жгучiй полдень Октября!
Ты, заливающiй блистательнымъ сiяньемъ
Сѣдой пѣсокъ на берегѣ отлогомъ,
Исполненный свистящаго шептанья
Близъ моря съ пѣной, съ далями, съ тѣнями
И съ полосами темными его,
И съ голубымъ его распространеньемъ,
О, солнце лучезарнаго полудня,
Къ тебѣ мое особенное слово!
Услышь меня, блистательное.
Я твой любовникъ, я любилъ тебя всегда,
Когда я грѣлся, маленькiй ребенокъ,
Потомъ счастливый мальчикъ, гдѣ-нибудь
Одинъ блуждалъ по лѣсной опушкѣ,
Далеко-достающими твоими
Лучами наслаждаясь, зрѣлый мужъ,
Иль молодой иль старый, какъ теперь.
Къ тебѣ съ воззваньемъ обращаюсь.
(Меня ты не можешь молчаньемъ своимъ обмануть,
Я знаю, предх тѣмъ человѣкомъ, который достоинъ,
Вся Природа сдается,
Облака и деревья слышатъ голосъ его, отвѣчаютъ, хотя не
словами—
Такъ же, Солнце, и ты,
Что́ до мукъ и волненiй твоихъ, и внезапныхъ прорывовъ и
стрѣлъ исполинскаго пламени,
Я ихъ понимаю, я знаю то пламя, я знаю волненiя эти
вполнѣ),
О, ты, съ плодородной своей теплотою и свѣтомъ,
Надъ мирiадами фермъ, надъ водами и землями Юга и Сѣ-
вера,
Надъ Миссиссиппи съ его безконечнымъ теченьемъ,
Надъ Техасомъ съ просторомъ его травянистыхъ равнинъ,
Надъ лѣсами Канады, надъ всѣмъ этимъ шаромъ, который
свой ликъ обращаетъ къ тебѣ,
Въ пространствѣ сiяющему,
Ты, что всѣхъ безпристрастно объемлешь, не земли одни,
моря,
Ты, что гроздьямъ и сорнымъ побѣгамъ и малымъ лѣснымъ
цвѣткамъ,
Расточаешь дары такъ щедро,
Устремись, устремись на меня, на мое, хоть однимъ только
бѣглымъ лучомъ
Изъ милльона твоихъ миллiоновъ,
Пронзи, просiявъ, эти пѣсни.
Не однимъ только имъ устремляй свою силу, свою ослѣпи-
тельность тонкую,
Приготовь пополудни мое—приготовь мои тѣни, что вотъ
все длиннѣе, длиннѣе,
Приготовь мои звѣздныя ночи.
ЭКСЦЕЛЬСIОРЪ.
Кто ушелъ дальше всѣхъ? потому что хотѣлъ бы я дальше
уйти,
Кто былъ справедливымъ? потому хотѣлъ бы я быть на
землѣ справедливѣе всѣхъ,
И кто осторожнѣйшимъ былъ? потому что хотѣлъ бы я быть
осторожнѣе,
И кто былъ счастливѣи всѣхъ? О, я думаю, это я,
Я думаю, не было здѣсь никого счастливѣй меня,
И кто растратилъ все? потому что я трачу всегда все лучшее,
что я имѣю,
И кто всѣхъ болѣе гордый? потому что я думаю, есть у
меня основанья быть самымъ гордымъ сыномъ
живущимъ—потому что я сынъ высоковершиннаго
мощнаго города,
И кто былъ правдивымъ и смѣлымъ? потому что хотѣлъ бы
я быть самымъ смѣлымъ и самымъ правдивымъ
существомъ во вселенной,
И кто благосклонный? потому что хотѣлъ бы я больше
явить благосклонности, чѣмъ всѣ остальные,
И кто снискавшiй любовь наиболѣе многихъ друзей? потому
что не вѣрю, чтобъ кто-нибудь могъ обладать
совершеннѣйшимъ тѣломъ, чѣмъ тѣло мое, и
исполненнымъ большей влюбленности,
И кто, думая, думаетъ мысли обширнѣе всѣхъ? потому что
тѣ мысли я мыслью своей окружилъ бы,
И кто создалъ гимны, которые нужны землѣ? потому что
безумствую я, пожирающимъ схваченъ желаньемъ
Сохдавать въ изступленности гимны ликованья для цѣлой
земли.
СТАРЫЕ СНЫ БРАННЫХЪ ДНЕЙ.
Въ полночь я сплю и мнѣ снятся лица, тревожныя лица,
Взглядъ пораженнаго на смерть, (неописуеммый взглядъ),
Лица умершихъ, что навзничь упали, раскинувши руки,
И вижу ихъ, вижу ихъ, вижу.
Снятся мнѣ сцены Природы, поля и равнины, и горы,
Небеса за грозой такъ прекрасны, ночью мѣсяцъ нездѣшнiй
горитъ,
Къ намъ онъ смотритъ, и нѣжно сiяетъ, а мы роемъ, ко-
паемъ траншеи,
Это вижу я, вижу я, вижу.
Миновали давно эти лица, и равнины, и эти траншеи,
Гдѣ я шелъ съ зачерствѣлымъ лицомъ, сквозь рѣзню, и отъ
павшаго прочь,
Я спѣшилъ все впередъ въ это время, но теперь ихъ ви-
дѣнья мнѣ ночью
Снятся, вижу ихъ, вижу ихъ, вижу.
МОЛОДОСТЬ, ДЕНЬ, СТАРЫЙ ВОЗРАСТЪ И НОЧЬ.
Молодость, сильная, и изобильная, полная мощи, любви,
Полная прелести нѣжной изящества, и обольщающихъ чаръ,
Знаешь ли ты, что вослѣдъ за тобой Страрый Возрастъ спо-
собенъ
Съ тою же мощью явится, и съ такою же прелестью чаръ?
День полноцвѣтный, блестящiй—о, день безмѣрнаго солнца,
Дѣйствiя и честолюбья, веселаго звонкаго смѣха,
Ночь вослѣдъ за тобою идетъ съ миллiонами солнцъ,
Съ дремотой и съ тьмой возрождающей.
ЯСНАЯ ПОЛНОЧЬ.
Твой часъ, Душа, свободный твой полетъ
Въ безмiрное,—отъ книгъ, и отъ искусства,
О, прочь отъ нихъ, день стертъ, урокъ исполненъ,
Выходишь ты сполна, глядишь, безмолвно,
И думаешь о томъ, что́ такъ тебѣ
Желанно—ночь, и сонъ, и смерть, и звѣзды.
ПѢСНИ РАЗСТАВАНЬЯ.
ПО МѢРѢ ТОГО КАКЪ ВРЕМЯ.
По мѣрѣ того какъ время придвигаетъ мрачное облако,
Страхъ передъ тѣмъ, чего я не знаю, затемняетъ меня.
Я дальше пойду, впередъ,
Я еще буду идти черезъ эти страны, но я не могу сказать,
куда и надолго ли,
Быть можетъ вскорѣ, какъ-нибудь днемъ или ночью, пока я
пою, голосъ мой вдругъ прекратится.
О, книги, о, пѣсни! что жь, или все сведется лишь къ этому?
Что же, мы только дойдемъ до этого начала насъ?
И все же довольно, душа, и того;
О, душа, мы дѣйствительно ликъ свой явили—довольно намъ.
ГОДЫ СОВРЕМЕННОСТИ.
Годы современности! годы несвершеннаго!
Вашъ горизонтъ ростетъ, я вижу, что онъ разступается
Для болѣе сильныхъ, торжественныхъ драмъ,
Я вижу не только Америку, не только народъ Свободы, я
вижу другiе народы готовятся,
Я вижу ужасные входы, уходы со сцены, сочетанiя новые,
солидарность расъ,
Я вижу грядущую эту силу, неудержимо вступающую на мi-
ровую сцену,
(Старыя силы, старыя войны, съиграли ль они свои роли?
Дѣйствiя, имъ надлежащiя, кончены ли?)
Я вижу Свободу, во всеоружьи, побѣдную, гордо-надменную,
Съ Закономъ с одной стороны, и съ Миромъ съ другой,
Изумительна эта трiада, все они вышли на бой противъ
мысли о кастѣ;
Къ какимъ историческимъ развязкам мы близимся съ такой
быстротой?
Я вижу людей в ихъ маршахъ и въ ихъ контр-маршахъ,
спѣшатъ и спѣшатъ миллiоны,
Я вижу, что всѣ рубежы и границы аристократiй старинныхъ
разрушены,
Я вижу—межи Европейскихъ владыкъ всѣ стерты,
Я вижу, что въ этотъ день Народъ начинаетъ свои рубежи
означать(всѣ другiе долой),
Донынѣ еще никогда столь острыхъ вопросовъ не ставили,
Никогда еще не былъ простой человѣкъ, и духъ его, болѣе
силенъ и болѣе богоподобенъ,
Чу, как онъ нудитъ, торопитъ, не оставляя массы в покоѣ,
Шагъ дерзновенный его на землѣ и на морѣ повсюду,
Великаго онъ океана коснулся и въ немъ создаетъ поселенья,
Колонизуетъ архипелаги,
Своимъ паровымъ кораблемъ, телеграфомъ своимъ электри-
ческимъ,
Газетой и массой военныхъ орудiй,
Конторами, нити свои разбросавшими ъв мiрѣ,
Межь всѣхъ географiй онъ звенья куетъ и связуетъ всѣ
страны;
Что́ за шопоты это, о, страны, бѣгутъ передъ вами, прохо-
дятъ подъ глубью морей?
Всѣ народы беседу ведутъ? создается ли это у шара земного
единое сердце?
Человѣчество хочетъ ли слиться въ сплошное одно?
Ибо видишь, тираны трепещутъ, короны тускнѣютъ,
Упорствуя въ духѣ своемъ, земля—лицомъ к лицу съ но-
вой эрой,
Предъ всеобщей, быть может, войною божественной,
Не знаетъ никто, что случится вотъ-вотъ, дни и ночи та-
кими наполнены знаменьями;
Вѣщiе годы! пространство, пока я иду, и тщетно стараюсь
его проницать,
Наполнено призраками,
Те вещи, что скоро случатся, дѣянья еще не свершенныя
Бросаютъ вокругъ меня тѣни свои,
Этот натискъ, стремленье и пылъ, въ которые трудно по-
вѣрить,
Лихорадочность сновъ изступленныхъ, ихъ странность, о,
годы,
Сновидѣнiя ваши, о, годы,—какъ они проникаютъ въ меня!
Наяву ли я или во снѣ, я не знаю!
Америка вмѣстѣ съ Европой, свершенныя, смутно темнѣютъ,
Уходятъ за мной они въ тѣнь,
Несвершенное, столь исполинское, какъ никогда не бывало,
Идетъ и идетъ на меня.
ПѢСНЯ НА ЗАКАТѢ.
Блескъ завершеннаго дня, плывущiй, меня наполняющiй,
Часъ пророческiй, часъ, сводящiй въ цѣльность минувшее,
Оживляющiй горло мое, о, ты, божественный среднiй, простой,
Ты, земля и жизнь, я пою васъ, пока свѣтитъ послѣднiй
лучъ.
Открытый ротъ души моей, возвѣщающiй радость,
Глаза души моей, зрящiе свѣтъ совершенства,
Природная жизнь меня, правдиво хвалящая вещи,
Всегда подтверждающая
Торжество вещей.
Каждому слава!
Слава тому, что́ зовемъ мы пространствомъ, сферѣ безчи-
сленныхъ духовъ,
Слава тайне движенья во всѣхъ существахъ, вплоть до
мошки мельчайшей,
Слава способности рѣчи, чувствамъ, и тѣлу,
Слава сiянiю бѣглому—отраженiю блѣдному на новой лунѣ,
тамъ, на западномъ небѣ,
Слава всему, что́ я вижу и слышу, чего я касаюсь, всему,
до конца.
Благо во всемъ,
Въ этомъ довольствѣ и въ этомъ апломбѣ животныхъ,
Въ круговоротѣ временъ ежегодномъ,
Въ веселiи юности,
Въ силѣ, въ роскошествѣ зрѣлаго возраста,
Въ изысканно-строгомъ величiи старости,
Въ великолѣнiи смерти съ ея панорамами.
Дивно уйти!
Дивно быть здѣсь!
Сердце, невинная кровь, всеодинаковость брызгъ!
Воздухъ, дышать имъ, какая услада!
Говорить—и ходить—и рукой ухватить что-нибудь!
Готовить ночлегъ и ѣду, глядѣть на свое розоватое тѣло!
Сознавать мое тѣло, такое довольное, сильное!
Невѣроятнымъ быть Богомъ, быть мной!
Быть съ другими Богами, быть съ этими вотъ, мнѣ желан-
ными мужчинами, женщинами!
Дивно, какъ славлю я васъ и себя самого!
Какъ мои мысли играютъ утонченно въ зрѣлищахъ этихъ
вокругъ!
Какъ молчаливо надъ нами плывутъ облака, тамъ вверху!
Какъ несется вода и поетъ (о, конечно, она жива)!
Какъ деревья ростутъ и встаютъ, со стволами могучими, съ
листьями, сучьями!
(Конечно есть большее что-то въ каждомъ изъ этихъ деревь-
евъ, живая душа).
О, изумленье вещей—до мельчайшей частицы!
О, духовность вещей!
О, строй музыкальный, текущiй черезъ вѣка, континенты
и нынѣ касающiйся меня и Америки!
Я беру ваши сильныя струны, мѣшаю ихъ, и другому съ
улыбкою ихъ отдаю.
Я тоже слагаю хваленiя Солнцу, взошедшему или полуден-
ному, или, какъ въ эту минуту, закатному,
Я тоже бiеньемъ своимъ участвую въ мозгѣ земли, въ кра-
сотѣ ея, во всѣхъ возростаньяхъ Земли,
Я тоже чувствовалъ зовъ, неудержный призывъ себя.
Когда я плылъ внизъ по теченью Миссиссипии,
Когда я блуждалъ по прерiямъ,
Когда я жилъ, когда я глядѣлъ черезх окна мои, чрезъ
глаза,
Когда поутру шелъ впередъ я и видѣлъ, какъ тамъ на
Востокѣ свѣтъ занимается,
Когдя я купался въ заливѣ Восточнаго моря, и въ Запад-
номъ морѣ опять,
Когда проходилъ по Чикаго, который внутри страны,
Все равно по какимъ бы то ни было улицамъ,
По шумнымъ ли шелъ городамъ, или въ чащѣ безмолвныхъ
лѣсовъ или даже межь зрѣлищъ войны,
Гдѣ бы я ни былъ, себѣ я вмѣнялъ довольство и торжество.
Я пою до конца равенства нашихъ дней и старинныя,
Я пою безконечный рядъ финаловъ вещей,
Я говорю, продолжаетъ Природа, и слава все длится,
Я хваленья пою электрическимъ голосомъ,
Ибо не вижу несовершенства ни одного во вселенной,
И не вижу единой причины, единаго слѣдствiя, чтобы жа-
лостны были, въ концѣ-концовъ, во вселенной.
О, закатное солнце! хоть время пришло,
Я еще подъ тобой щебечу, разъ никто не щебечетъ другой
Про безмѣрный восторгъ обожанья.
ПЕСЧИНКИ.
МАНАГАТТА.
Мой городъ, имя свое, подходящее имя свое, благородное,
снова принявшiй,
Первичное, избранное, красоты и значенья чудеснаго,
На скалахъ основанный островъ—берега, гдѣ всегда разби-
ваются
ваются весело
Приходящiя и уходящiя, вѣчно спѣшащiя волны морскiя.
СУМЕРКИ.
Усыпительно-чувственно-мягкiя тѣни,
Только что солнце зашло, ревностный свѣт разсѣялся —
(Скоро и я отойду, разсѣюсь),
Дымка-нирвана-ночь и покой-забвенiе.
ЕСЛИ БЫ ВЫБОРЪ ИМѢЛЪ Я.
Если бы выборъ имѣлъ я сходствовать съ лучшими бардами,
Нарисовать ихъ портреты, красиво и стройно,
И по волѣ моей состязаться,
Съ Гомеромъ, со всѣми его бойцами и битвами — съ -
лесомъ, Аяксомъ и Гекторомъ,
Или съ плѣненными скорбью Гамлетомъ, Лиромъ, Отелло
Шекспира,
Съ Тэннисономъ, съ прекрасными лэди его,
Напѣть и измыслить лучшее, замыселъ избранный влить въ
совершенную риѳму, усладу пѣвцовъ;
Это, все это, о, Море, все это охотно бъ я отдалъ,
Если бы дало мнѣ ты колебанье единой волны,
Ухватку ея,
Или вдохнуло бы въ стихъ мой дыханье свое, единое,
И оставило въ немъ этотъ запахъ.
ВЫБОРКА ИЗЪ ЗРѣЛИЩЪ МАЯ.
Яблони, цѣлый садъ яблокъ, деревья всѣ сплошь въ цвѣтахъ;
Коврами далеко и близко, пшеница, поля въ веселомъ жи-
вомъ изумрудѣ;
Неистощимая вѣчная свѣжесть каждаго ранняго утра;
Желтая дымка, туманъ золотистый, прозрачный, теплаго
солнца послѣ-полудня;
Пышныя гроздья сирени, кусты съ изобильемъ пурпурныхъ
и бѣлыхъ цвѣтовъ.
ПОСЛѢ БЛЕСКА УШЕДШАГО ДНЯ.
Послѣ блеска ушедшаго дня,
Только темная, темная ночь являетъ глазамъ моимъ звѣзды;
Послѣ грома органа властительнаго, или хора пѣвцовъ, или
звуковъ оркестра,
Молча, сквозь душу мою, проходитъ симфонiя истинная.
САМЫЕ БРАВЫЕ СОЛДАТЫ.
Бравыми, бравыми были солдаты, которые жили въ бою и
жизнь пронесли черезъ битву,
(Вознесены именя ихъ теперь),
Но самые бравые шли и тѣснились впередъ, и пали, без-
вѣстно, безъ имени.
МОЯ КАНАРЕЙКА.
Считаемъ мы великимъ, о, душа, вникать вникать въ глубокiй смыслъ
великихъ книгъ,
Быть поглощеннымъ въ глубинѣ, въ объемѣ ихъ мыслей,
зрѣлищъ ихъ и отвлеченiй?
Но чувствовать тебя, о, птичка въ клѣткѣ, журчанiе твоихъ
веселыхъ трелей,
Звенящихъ въ этой комнатѣ спокойной, звенящихъ въ ней
все долгое предъ-полдня,
Величья въ этомъ меньше ли, душа?
ПЕРВЫЙ ОДУВАНЧИКЪ.
Простой, красивый, и свѣжiй, выходящiй изъ зимняго плѣна,
Какъ будто бы въ мiрѣ нѣтъ дѣлъ, ухищренiй, раздѣльныхъ
народностей,
Изъ уюта, залитыхъ лучами, его укрывающихъ травокъ,
Золотой и невинный, спокойный, какъ свѣжесть зари,
Одуванчикъ весны засвѣтился, первый, раскралъ свой до-
вѣрчивый ликъ.
ПРОЩАЙ, МОЯ МЕЧТА.
ПРОЩАЙ, МОЯ МЕЧТА.
Прощай, моя мечта!
Подруга милая, умершая любовь!
Я ухожу, куда—не знаю.
Не знаю, что́ въ пути я встрѣчу,
И встрѣтимся ль когда съ тобою снова,
Итакъ, прощай, моя Мечта!
Теперь въ послѣднiй разъ—на мигъ дай оглянуться;
Слабѣе тиканье часовъ внутри меня,
Слабѣе, тише,
Конецъ, исходъ, и нисхожденье ночи,
И скоро сердце остановится совсѣмъ.
Мы долго жили, радовались вмѣстѣ,—
Плѣнительно!—ласкали мы другъ друга,
Пришелъ разлуки часъ,—прощай, моя Мечта!
Но не давай мнѣ слишкомъ быть поспѣшнымъ.
Воистину, мы долго жили, спали,
Переливались, и совсѣмъ смѣшались
Въ одно;
Такъ если мы умремъ, умремъ мы вмѣстѣ,
(Да, мы останемся какъ нѣчто, что одно),
Коль мы куда-нибудь пойдемъ,
Пойдемъ мы вмѣстѣ, чтобы встрѣтить, что случится,
Быть можетъ лучше бедемъ мы и веселѣе,
Научимся чему-нибудь,
Быть можетъ, это ты теперь меня
Ведешь
(Кто знаетъ?) къ пѣснямъ настоящимъ,
Быть можетъ, это ты теперь
Вращаешь смертный узелъ, разрѣшаешь,—
Итакъ, въ послѣднiй разъ,
Прощай же—и привѣтъ тебѣ сердечный,
Моя Мечта!
ОГЛАВЛЕНIЕ.
ОГЛАВЛЕНIЕ.
|
Стр. |
| 1. Какъ предисловiе. |
|
| Полярность. . . . . . . . . . . . . . . |
5 |
| 2. Посвященiя. |
|
| Одного воспѣваю я. . . . . . . . . . . . . . . |
11 |
| Когда размышлялъ я в молчаньи. . . . . . . . . . . . . . . |
11 |
| На морѣ въ тѣсныхъ корабляхъ. . . . . . . . . . . . . . . |
12 |
| Къ чужимъ странамъ. . . . . . . . . . . . . . . |
14 |
| Къ историку. . . . . . . . . . . . . . . |
14 |
| Тебѣ, старое дѣло. . . . . . . . . . . . . . . |
14 |
| Для того, кому я пою. . . . . . . . . . . . . . . |
15 |
| Читая книгу. . . . . . . . . . . . . . . |
16 |
| Начинаемъ скитанiя мы черезъ Штаты. . . . . . . . . . . . . . . |
17 |
| Къ нѣкоторой пѣвицѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
18 |
| Я непоколебимый. . . . . . . . . . . . . . . |
19 |
| Мiръ учености. . . . . . . . . . . . . . . |
19 |
| Корабль отплывающiй. . . . . . . . . . . . . . . |
20 |
| Я слышу Америку поющую. . . . . . . . . . . . . . . |
20 |
| Гдѣ городъ въ осадѣ?. . . . . . . . . . . . . . . |
21 |
| Все же, хоть я и пою одного. . . . . . . . . . . . . . . |
21 |
| Не закрывайте своихъ дверей. . . . . . . . . . . . . . . |
21 |
| Поэты грядущiе. . . . . . . . . . . . . . . |
22 |
| Къ тебѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
22 |
| Къ читателю. . . . . . . . . . . . . . . |
22 |
| 3. Дѣти Адама. |
|
| Въ садъ мiровой. . . . . . . . . . . . . . . |
25 |
| Во имя запруженныхъ рѣкъ, причиняющихъ боль. . . . . . . . . . . . . . . |
25 |
| Я пою электрическое тѣло. . . . . . . . . . . . . . . |
28 |
| Женщина ждетъ меня. . . . . . . . . . . . . . . |
38 |
| Я самопроизвольный. . . . . . . . . . . . . . . |
40 |
| Одинъ часъ безумья и радости. . . . . . . . . . . . . . . |
43 |
| Изъ океана толпы, изъ моря ревущаго. . . . . . . . . . . . . . . |
44 |
| Черезъ вѣка и вѣка возвращаясь время отъ времени. . . . . . . . . . . . . . . |
45 |
| Мы двое, какъ долго мы были обмануты. . . . . . . . . . . . . . . |
46 |
| О, бракъ! О, брачный восторгъ!. . . . . . . . . . . . . . . |
47 |
| Я тотъ, кто болѣетъ любовью. . . . . . . . . . . . . . . |
47 |
| Естественные миги. . . . . . . . . . . . . . . |
47 |
| Я проходилъ когда-то по людному городу. . . . . . . . . . . . . . . |
48 |
| Я васъ слышалъ, торжественно-нѣжныя трубы органа. . . . . . . . . . . . . . . |
48 |
| Лицомъ обратившись на западъ отъ береговъ Калифорнiи. . . . . . . . . . . . . . . |
49 |
| Какъ Адамъ раннимъ утромъ. . . . . . . . . . . . . . . |
50 |
| 4. Тросникъ. |
|
| Душистыя травы моей груди. . . . . . . . . . . . . . . |
53 |
| Для тебя, о, Демократiя. . . . . . . . . . . . . . . |
55 |
| Основа всѣхъ метафизикъ. . . . . . . . . . . . . . . |
55 |
| Вы новый человѣкъ ко мнѣ привлеченный? . . . . . . . . . . . |
56 |
| Капайте, капли. . . . . . . . . . . . . . . |
57 |
| Я слышу, меня обвиняютъ. . . . . . . . . . . . . . . |
57 |
| Въ это мгновенье. . . . . . . . . . . . . . . |
58 |
| Мы двое мальчишекъ. . . . . . . . . . . . . . . |
58 |
| Здѣсь листы мои самые слабые. . . . . . . . . . . . . . . |
59 |
| Мой образъ, Земля. . . . . . . . . . . . . . . |
59 |
| Мнѣ снилось во снѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
59 |
| 5. Привѣтъ мiру. |
|
| Salut au monde. . . . . . . . . . . . . . . |
63 |
| 6. Пѣснь Отвѣчателя. . . . . . . . . . . . . . . |
77 |
| 7. Пѣснь плотничьяго топора. . . . . . . . . . . . . . . |
85 |
| 8. Морскiе наносы |
|
| Изъ колыбели безконечно баюкающей. . . . . . . . . . . . . . . |
103 |
| Слезы. . . . . . . . . . . . . . . |
110 |
| Птица-боецъ. . . . . . . . . . . . . . . |
111 |
| Морской подводный мiръ. . . . . . . . . . . . . . . |
112 |
| Ночью одинъ на прибрежьи. . . . . . . . . . . . . . . |
113 |
| 9. У дороги |
|
| Европѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
117 |
| Ручное зеркало. . . . . . . . . . . . . . . |
119 |
| Боги. . . . . . . . . . . . . . . |
120 |
| Когда услыхалъ я астронома ученаго. . . . . . . . . . . . . . . |
121 |
| Совершенства. . . . . . . . . . . . . . . |
121 |
| О, я! О, жизнь!. . . . . . . . . . . . . . . |
121 |
| Отвѣтъ. . . . . . . . . . . . . . . |
122 |
| Я сижу и гляжу. . . . . . . . . . . . . . . |
122 |
| Звѣзда Францiи. . . . . . . . . . . . . . . |
123 |
| Ласка орловъ. . . . . . . . . . . . . . . |
125 |
| Хожденiя въ мысли. . . . . . . . . . . . . . . |
126 |
| Картина фермы. . . . . . . . . . . . . . . |
126 |
| Бѣгунъ. . . . . . . . . . . . . . . |
126 |
| Красивыя женщины. . . . . . . . . . . . . . . |
126 |
| Мать и дитя. . . . . . . . . . . . . . . |
127 |
| Мысль. . . . . . . . . . . . . . . |
127 |
| Скользя по всему, черезъ все. . . . . . . . . . . . . . . |
127 |
| Не приходилъ къ тебѣ ни разу часъ просвѣта. . . . . . . . . . . |
128 |
| Старые люди. . . . . . . . . . . . . . . |
128 |
| Мѣста и времена. . . . . . . . . . . . . . . |
128 |
| 10. Удары барабана. |
|
| Громче ударь, барабанъ. . . . . . . . . . . . . . . |
131 |
| Пѣснь разсвѣтнаго знамени. . . . . . . . . . . . . . . |
132 |
| Дай мнѣ безмолвное яркое солнце. . . . . . . . . . . . . . . |
140 |
| Племя бойцовъ. . . . . . . . . . . . . . . |
142 |
| Взгляни, прекрасный мѣсяцъ. . . . . . . . . . . . . . . |
142 |
| Примиренiе. . . . . . . . . . . . . . . |
143 |
| 11. Осеннiе ручьи. |
|
| Старая Ирландiя. . . . . . . . . . . . . . . |
147 |
| Городской мертвый домъ. . . . . . . . . . . . . . . |
148 |
| Къ тому, который былъ распятъ. . . . . . . . . . . . . . . |
148 |
| Вы, преступники, взятые въ судъ. . . . . . . . . . . . . . . |
149 |
| Законы мiрозданiй. . . . . . . . . . . . . . . |
150 |
| Къ общей проституткѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
151 |
| Чудеса. . . . . . . . . . . . . . . |
152 |
| Искры отъ колеса. . . . . . . . . . . . . . . |
153 |
| Что́ я послѣ всего. . . . . . . . . . . . . . . |
154 |
| Другiе пусть хвалятъ что имъ угодно. . . . . . . . . . . . . . . |
154 |
| Факелъ. . . . . . . . . . . . . . . |
154 |
| Моя картинная галлерея. . . . . . . . . . . . . . . |
155 |
| Государства прерiй. . . . . . . . . . . . . . . |
155 |
| 12. Гордая музыка бури. . . . . . . . . . . . . . . |
157 |
| Спящiе. . . . . . . . . . . . . . . |
167 |
| 14. Шопоты небесной смерти. |
|
| Дерзаешь ли нынѣ, душа. . . . . . . . . . . . . . . |
173 |
| Шопоты смерти небесной. . . . . . . . . . . . . . . |
174 |
| Божественная четыресторонность. . . . . . . . . . . . . . . |
174 |
| Тотъ, кого я люблю днемъ и ночью. . . . . . . . . . . . . . . |
178 |
| Да, и васъ, да, и васъ, знаю я, о, мгновенья поникшiя . . . . . . . . . . . |
179 |
| Какъ будто бы призракъ ласкалъ меня. . . . . . . . . . . . . . . |
179 |
| Увѣренiя. . . . . . . . . . . . . . . |
180 |
| Песокъ сыпучiй годы. . . . . . . . . . . . . . . |
181 |
| Музыка, что всегда вкругъ меня. . . . . . . . . . . . . . . |
181 |
| Въ морѣ спутался что ли корабль. . . . . . . . . . . . . . . |
182 |
| Терпѣливый безшумный паукъ. . . . . . . . . . . . . . . |
182 |
| О, жить всегда, все время умирая. . . . . . . . . . . . . . . |
183 |
| Къ одному, кто скоро умретъ. . . . . . . . . . . . . . . |
183 |
| Ночь на прерiяхъ. . . . . . . . . . . . . . . |
184 |
| Послѣднѣе воззванiе. . . . . . . . . . . . . . . |
185 |
| Когда наблюдалъ я, какъ пахарь склонялся. . . . . . . . . . . . . . . |
186 |
| Въ задумчивости и колеблясь. . . . . . . . . . . . . . . |
186 |
| 15. Отъ полдня до звѣздной ночи. |
|
| О, шаръ, ты, ослѣпительный, тамъ въ высяхъ. . . . . . . . . . . . . . . |
189 |
| Эксцельсiоръ. . . . . . . . . . . . . . . |
190 |
| Старые сны бранныхъ дней. . . . . . . . . . . . . . . |
191 |
| Молодость, день, старый возрастъ и ночь. . . . . . . . . . . . . . . |
192 |
| Ясная полночь. . . . . . . . . . . . . . . |
192 |
| 16. Пѣсни разставанья. |
|
| По мѣрѣ того, какъ время. . . . . . . . . . . . . . . |
195 |
| Годы современности. . . . . . . . . . . . . . . |
195 |
| Пѣсня на закатѣ. . . . . . . . . . . . . . . |
197 |
| 17. Песчинки. |
|
| Маннагатта. . . . . . . . . . . . . . . |
203 |
| Сумерки. . . . . . . . . . . . . . . |
203 |
| Если бы выборъ имѣлъ я. . . . . . . . . . . . . . . |
203 |
| Выборка изъ зрѣлищъ мая. . . . . . . . . . . . . . . |
204 |
| Послѣ блеска ушедшаго дня. . . . . . . . . . . . . . . |
204 |
| Самые бравые солдаты. . . . . . . . . . . . . . . |
204 |
| Моя канарейка. . . . . . . . . . . . . . . |
205 |
| Первый одуванчикъ. . . . . . . . . . . . . . . |
205 |
| 18. Прощай моя мечта. . . . . . . . . . . . . . . |
207 |